Круг замкнулся

22
18
20
22
24
26
28
30

В избушку к Горлице.

Не прозвучало страшных слов, но и надежды не осталось.

Белянка повела плечами, шмыгнула носом и побежала по утоптанной тропинке вверх, к избушке под старой сосной. Мелкие камни резали ступни, и шлепки босых ног отдавались в сердце. Во рту горчило непролитыми слезами, давило горло до боли и хотелось кричать. Громко, пронзительно, неутолимо. Чтобы весь мир услышал. Весь этот проклятый мир услышал!

Но было поздно. Слишком поздно.

На вершине холма она замерла. Взгляд уткнулся в знакомую с детства дверь. Тонкие трещины, забитые старой побелкой, рассекали древесные кольца. На притолоке чернели засечки роста по годам – Ласка всегда была чуточку выше, и только в прошлое лето они сравнялись.

Белянка с ожесточением прикусила нижнюю губу, до резкой боли.

Если сейчас открыть эту дверь – исчезнет целый мир. Огромный прекрасный мир детства, который вращался вокруг тетушки Мухомор. Все, что Белянка знала, – она получила от ведуньи. А от настоящей матери остался лишь можжевеловый гребень да воспоминания о ласковом голосе, который называл ее нежным именем – «Беляночка».

Но не открыть дверь – нельзя. Нельзя сбежать во вчерашний день, спрятаться в воспоминаниях.

Из окна сочился резкий запах жженого чабреца, пчелиного воска и соснового дыма. Прежде чем скрипнули петли, до того как проступила из сумрака широкая скамья под светлым саваном, Белянка уже знала, что будет там, по ту сторону порога.

По краям скамьи чадили кадильницы. У изголовья с тлеющей сосновой лапой в руках стояла Горлица, шепча бескровными губами песню Освобождения. И без того худое лицо осунулось до предела. На острых скулах отцвел румянец. При виде Белянки ведунья смолкла. Блеснули красные от бессонницы глаза, злые, будто волчьи. На мгновение Горлица моргнула и коротко кивнула, позволяя войти.

Дымная духота укрыла с головой. Белянка затворила дверь и подошла к скамье. Грудь сжалась болью. В горле застряли и плач, и крик, и вопрос. Сухие руки Горлицы безжалостно откинули саван. Белянка невольно вздрогнула, зажимая ладонями рот. Но под пристальным взглядом жестких глаз она заставила себя подойти вплотную, всмотреться в восковые черты.

Больше нет мелиссы и душицы – ничего нет. Пустота. Тетушка Мухомор уже далеко, осталась лишь оболочка.

Липкий комок слез пополз по горлу, Белянка спрятала лицо за ладонями.

– Не смей! – каркнула Горлица. – Не смей плакать!

– Еще можно, – прошептала Белянка. – Ее ладья еще не уплыла на запад.

Но разве станет легче, когда уплывет?

Нужно радоваться за ушедших, а не плакать о себе – древняя заповедь жизни и смерти. Так правильно оно звучало на словах и так невыполнимо оказалось на деле. Белянка послушно кивнула, опустилась на земляной пол и выдавила:

– Как это случилось?

– Она удерживала нас, – резкие черты Горлицы смягчились, в уголках глаз даже блеснули слезы. – Мы бы растворились в пламени. Все три.

– Все три? – глупо переспросила Белянка.