Спала Эльза на раскладушке в кухне, спальню оккупировал Олежка, а диван в зале – Януся с Василием. Оставалась раскладушка, неудобная, скрипучая, дурно пахнущая сыростью. Раскладушку приволок с работы Василий, а до этого Эльза спала прямо на полу в обнимку с Марсом. А еда… Эльзе хватало того, чем кормили в школе. Почти хватало. В первый же день их совместного проживания Януся сказала:
– Хочешь оставить псину, жрать будете по очереди. Две глотки я кормить не собираюсь.
И не кормила. Иногда их с Марсом подкармливал Василий, украдкой совал Эльзе пачку печенья, кусок сала или вареной колбасы, смотрел виновато, вздыхал и уходил. Василий в этой семье мог бы, пожалуй, называться человеком. Если бы не боялся Януси почти так же сильно, как боялась ее Эльза, если бы не был тихим пьяницей и бесхребетником.
А Эльза научилась выживать. Можно сказать, им с Марсом сказочно повезло: Эльзу взяли подсобной рабочей в чебуречную. Взяли без документов и оформления, работой загружали по полной, платили копейки, но зато позволяли забирать объедки. С тех пор Марс больше не голодал. Он не голодал до самого последнего дня своей недолгой собачьей жизни. Эльза сделала так, чтобы к своему любимому хозяину пес ушел сытым и счастливым.
А тетке из комиссии она тогда соврала, что спит в спальне на собственной кровати и питается очень хорошо. Марс тоже питается, ему тоже хорошо у опекунов. И люди они замечательные, особенно тетя Яна. Потому что по змеиному Янусиному взгляду видела, что их с Марсом ждет, если она расскажет правду. Эльзу ждал детдом, и, возможно, это был далеко не самый худший вариант. А вот Марса ждала живодерня, а Эльза поклялась и себе, и папе, что Марс уйдет в собачий рай счастливым.
Школу она закончила хорошо, почти на одни пятерки. А с художкой пришлось расстаться. Художка никак не монтировалась с чебуречной, и выбор для Эльзы был очевиден. Хотя мечтать о том, чтобы когда-нибудь снова взять в руки кисти и краски, она не переставала ни на минуту. И об учебе в художественной академии мечтать она тоже не переставала. Когда-нибудь… Обязательно…
– Какая академия?! Ты что, сдурела? – Януся стояла, уперев кулаки в бока, своим массивным телом перекрывая все пути к отступлению. – Работать пойдешь! Санитаркой на «Скорую»! Я уже договорилась. Пришлось бутылку коньяка завхозу отнести, чтобы не забыл, уважил по старой памяти. Но это ничего, с первой зарплаты отдашь. – Януся задумалась всего на мгновение, а потом сказала, чеканя каждое слово: – Зарплату тоже отдашь. Хватит я вас тут с псиной кормила! Пора отрабатывать!
Эльза хотела было возразить, хоть что-нибудь сказать этой невыносимой женщине, но Януся знала все ее ходы наперед.
– Живодерня, – прошипела она и пнула лежащего в углу Марса. Марс устало вздохнул, посмотрел на Эльзу таким взглядом, словно бы это ее только что пнули, а не его. Единственный друг, старый и беспомощный…
Марс умер в день Эльзиного совершеннолетия, в то время, когда она была на работе. Единственный друг умер, а ей даже не дали его похоронить…
– Сдох, наконец! – сказала Януся, густо подводя брови черным карандашом и любуясь результатом.
– А тело?.. – Эльза опустилась на пуфик. Она ведь знала, что Марс скоро уйдет, но все равно оказалась не готовой.
– Какое тело? – Янусино отражение приподняло бровь. – Ты про псину свою, что ли? Так выкинули мы его на помойку. Вот утром, как сдох, так и выкинули. Или что ты прикажешь нам с ним делать, тебя, что ли, дожидаться?
Дослушивать Эльза не стала, выбежала за дверь, заметалась по лестничной клетке, слабо соображая, как поступить, что делать. Помойка… Януся сказала – выбросили на помойку…
И в самом деле выбросили… Мертвый и уже окаменевший Марс лежал на земле за мусорными баками, а черная, взъерошенная ворона присматривалась к нему жадным взглядом. Наверное, в тот самый момент Эльза возненавидела ворон.
Марса она похоронила в самом глухом уголке городского парка, под корнями старой сосны. Похоронила, погладила охряный от влаги песок.
– Все, Марс, здесь тебе будет хорошо, – сказала шепотом, глотая, не выпуская наружу, горькие слезы. – Тебе хорошо, и я тоже постараюсь…
У той сосны она просидела до самой темноты. Просто поняла, что не сможет вернуться домой. Поняла, что если вернется, то больше никогда не вырвется на волю, так и будет спать на раскладушке и питаться объедками, перестанет уважать в себе то, что еще можно было уважать.
Она брела по темной, освещенной лишь слабым лунным светом аллее и не думала вообще ни о чем. В голове не осталось ни мыслей, ни эмоций – только глухая застарелая усталость и, пожалуй, равнодушие ко всему, что ждало ее впереди.
А впереди ее ждал человек без лица. Тогда Эльзе показалось, что лицо она просто не разглядела из-за темноты. Она даже не особо испугалась. Сначала не испугалась – мало ли кто еще вышел на прогулку по ночному парку. Вот только инстинкты не обманешь. Сердце сначала замерло, а потом сорвалось в бешеный галоп. Эльза тоже сорвалась, в тот самый момент, когда за спиной человека без лица с тихим шорохом начали раскрываться крылья. Это сперва показалось, что крылья – черные, монолитные, словно вырубленные из гранита. А потом из крыльев посыпались перья. Нет, не перья – птицы. Черные птицы с грозным клекотом бросились вслед за Эльзой.