Вся близость между нами разом пропала.
– Ты же не собираешься в дразнилки играть, правда? – голос его звучал все так же мягко, но где-то на заднем плане проглянуло подозрение.
– Так, минуточку. Я что, уже не могу сказать, что не готова, и не превратиться при этом в динамщицу? Может, у нас пока разные
Он еще отодвинулся и медленно покачал головой.
– Нет, не верю. Ты была сейчас со мной, вся целиком, и сама это знаешь. Тут что-то другое. Может… тебя что-то пугает?
Он попал в самую точку, но я не могла, просто не могла это признать. Как и того, какой абсолютной, незрелой, неопытной девственницей на самом деле была. И что не хочу, чтобы он касался моей груди, потому что боюсь, как бы за этим не последовал секс, а я не очень-то понимаю, что такое секс и куда он может меня завести, и уж точно совсем не уверена, что там, куда он меня заведет, я точно сумею со всем справиться. И что смертельно боюсь, что там, внутри меня, что-то изменится навсегда.
Робби откашлялся.
– Резинки у меня есть, если тебя это волнует…
– Я… я просто не могу сделать это сегодня.
Он откинулся на спинку кушетки, шумно выдохнул и принялся изучать тетин потолок.
– Не могу сказать, что ты упрощаешь нам жизнь.
– Я в курсе, – сказала я, захлебываясь во внезапной волне ужаса.
Вот оно. Робби больше не захочет со мной встречаться.
– Ну, ладно, – он погладил меня по ложбинке между большим и указательным пальцем. – Не волнуйся об этом. Пустяки.
– Нет, не пустяки.
Я в панике осознала, что пытаюсь сморгнуть слезы.
Он наклонился и поцеловал меня в щеку, потом встал, накинул кожаную куртку, забросил на спину гитару и двинулся к двери. Я пошла следом, чувствуя себя хуже некуда.
– Увидимся, – сказала я на пороге.
Тут он обернулся и обнял меня, окутал собой, целиком. Я снова ощутила в нем это солнце. Нет, нет, я не хочу его терять, подумала я, чуть не плача.
– Послушай, – сказал он куда-то мне в волосы. – Быть любовниками… этого надо хотеть на все сто. Нельзя принуждать другого, только не в этом.