– А что если я никогда… на все сто?.. – пробормотала я ему в грудь.
Все так же держа за плечи, он чуть-чуть меня от себя оттолкнул и поцеловал, очень нежно, в губы.
– Все еще будет, – пообещал он. – Вот увидишь.
С тех пор, как мне исполнилось пятнадцать, я каждую ночь делаю одно и то же. Прежде чем лечь спать, я выключаю верхний свет в комнате и зажигаю свечи – одну на комоде, одну на прикроватном столике и еще одну на подоконнике. Не поиграть в ведьму или там вызвать духов, нет. Я просто люблю эту жизнь в пламени – то, как оно мигает и пляшет. С люстрой на потолке все такое плоское, одинаковое, все купается в семидесяти пяти ваттах жесткого, яркого электричества. А когда горят свечи, сразу появляются тени, и комната становится мягче и сумрачнее. И таинственнее.
Тем вечером дядя отвез меня домой, я поднялась к себе, зажгла свечи и, не раздеваясь, уставилась в зеркало. Низко посаженные джинсы и короткий топ открывали длинную линию талии, плоскость живота. Что там парни всегда говорят? Нефиг девушке эротично одеваться, если она не готова дать. И что, вот этот топ – он эротичный? Выходит, я посылаю ложные сигналы, дразню? Динамлю?
Окей, может, он немного эротичный… ну, во всяком случае, эротичнее, чем свободные футболки на пару размеров больше, которые я обычно ношу. Да, я хотела понравиться Робби и специально для этого оделась. Но это же не значит, что я и на все остальное готова, до самого конца. Или как?
Я пожала плечами и натянула ночнушку – Аннализа сама выбрала ее для меня на прошлый день рожденья. Разумеется, розовую, с большущим дурацким кроликом спереди. Я представила Робби рядом, в комнате… нет, про секс можно даже не заикаться. Какой там секс, когда твой парень впополам от хохота сгибается.
И вот тут-то в нижнем левом углу зеркала я и поймала какое-то движение. Весной мама тоже встретила на кухне мышь, так что первым делом я подумала, это «Мышь 2: Иногда они возвращаются». Но чтобы мышь стояла на двух тонких ножках, имела блондинистый ирокез на голове и была от шеи до пяток одета в черную кожу – высокие ботинки, штаны и куртку, – такого я еще не видала.
Некоторое время я таращилась в зеркало, думая о том, что свечной свет еще и не такие шутки умеет шутить, после чего медленно обернулась, надеясь, что это уважающая себя галлюцинация и она не замедлит исчезнуть.
Галлюцинация себя не уважала. Фигурка в черной коже вальяжно прислонилась к стене моей комнаты, скрестив на груди руки и угрюмо глядя на меня. Личико у нее было красивое, идеальное. Хотя в парне вряд ли было больше четырех дюймов, что-то в нем проглядывало такое… подростковое. В каждом ухе у него болталось по крошечному серебряному колечку и на запястьях тоже поблескивало серебро. И от него пахло. Нет, не тот вонючий сырный дух из Аннализиного дома – тут было что-то помускуснее, позеленее, словно он принес на себе запах секвойи и эвкалипта… и еще глины.
– Тебя не бывает, – бессмысленно промямлила я. – Ты… ты один из Аннализиных мальчиков-фей, так?
– Голодный, – невыразительно отозвался он.
– Ты голоден?
– Еда, – он закатил глаза.
– И сколько ты уже тут торчишь? – я, кажется, покраснела от смущения.
Он, что ли, был тут все время, пока я пялилась в зеркало, созерцая свою эротичность? Любовался, как я переодеваюсь? Он… видел меня голой? Я села на кровать и натянула на коленки рубашку с зайчиком.
– Застеснялась? Сейчас? – ухмыльнулся он.
Судя по всему, парень решил, что с меня хватит и предложений в одно слово – большего я не достойна.
– Еда, – его физиономия снова посерьезнела.
Ну, по крайней мере, это более безопасная тема, чем моя девичья скромность.