– Вишневое варенье? – спросила она.
– Пироги и варенье, – твердо и все еще воинственно вставил мальчишка.
Я свирепо зыркнула на него.
– А кекс с отрубями не хочешь? И варенье?
Он кинул взгляд на девочку. Та кивнула и сказала.
– Да, пожалуйста.
Я вернулась на кухню, оставив обоих фэйри у себя в комнате и мимоходом думая, не так ли, интересно, сходят с ума. Я поняла, что фэйри-мальчик настоящий, как только его увидела, но что это значит – ну, что я теперь вижу фей – я не знала. И что мне с этим делать – тоже.
Кроме одного пункта: их надо кормить.
Я намазала ежевичного джема на маффин с отрубями, порезала его на маленькие кусочки и отнесла к себе.
Они ели, как подростки, только что не заглатывая лакомство целиком.
– Вы когда в последний раз ели? – полюбопытствовала я.
– Еду смертных? Апрель, тысяча восемьсот восьмой, – очень точно сообщила она.
У меня, кажется, отвалилась челюсть – это когда я поняла, что ей почти две сотни лет… или даже больше – но тут я вспомнила еще один фэйри-факт из Аннализиных книжек. Время для фей течет по-другому. Они живут веками, и то, что для человека – целая долгая жизнь, у них в мире пролетает как каких-нибудь несколько лет.
Отрубной кекс подошел к концу.
Они стояли, глядя друг на друга.
– Любовь, – сказал он, и голос его был похож на шепот океана на отливе.
Она шагнула к нему, руки ее легко порхнули в его. Это было как сцена из какого-то кукольного балета.
Она придвинулась ближе, и он заключил ее в объятия. Он держал ее, ласкал – по обоим от наслаждения ходила рябь, как по воде, а мне… мне было ужасно неудобно на это смотреть.
Я уже повернулась, чтобы уйти, но тут сама себя одернула. Это, в конце концов, нелепо! На часах почти два ночи. Я устала, как собака, и сейчас уйду из своей же собственной комнаты со славной уютной постелью, только чтобы дать феям возможность побыть наедине?
Я решительно повернулась назад. Он держал ее лицо в ладонях, и они целовались. Нет, я вообще-то уже много поцелуев видела – в школе, на улице, в кино. Я даже и сама что-то в этом духе делала… но так – никогда. Эти двое уже были за пределами всех насыщенных красок, за пределами, наверное, самой страсти. Они целовались так, словно одно только это и поддерживало в них жизнь, словно разомкнуть губы означало смерть. И я понимала, что не должна наблюдать за чем-то настолько интимным, – но и отвернуться тоже не могла.