– Да ну? – повторил он. – И почему ты так в этом уверена?
Мама вернулась с йоги минуты через две после того, как мы с Робби начали целоваться, так что далеко у нас снова не зашло. Мы заказали китайской еды, и Робби с мамой принялись болтать о делах. Она занималась пиаром для нескольких театров на Заливе, и он стал расспрашивать, как лучше всего забронировать концертную площадку.
– Он очень серьезно относится к группе, – заметила мама, когда Робби ушел.
– Это да. Он совершенно уверен, что им предложат контракт. И тогда он, наверное, уедет с ними в тур.
– И ты боишься, что тебе это… слишком небезразлично?
– Вроде того.
– Вы уже любовники?
– Мама! – взвыла я в отчаянии.
Правда в том, что она всегда относилась к сексу более прямолинейно, чем я. И считает, что матери и дочери должны обсуждать такие вещи совершенно открыто. Я в свою очередь считаю, что родителям достаточно внятно изложить детям факты – в пятом классе я, например, твердо верила, что женщины заводят детей, плавая со спермацетовыми китами, – а потом им надо строго запретить снова поднимать эту тему.
– Мне Робби нравится, – поделилась она как ни в чем не бывало. – Но если секса у вас до сих пор не было – а я полагаю, это так, – помни, что я тебе говорила про защиту. Презервативы и еще раз презервативы!
– Да знаю я, знаю, – промямлила я, жалея, что нельзя просто сказать: «Ушла!» – и исчезнуть, подобно фее.
Мама погладила меня по щеке – чего обычно никогда не делает.
– И убедись, что первый раз у тебя будет с тем, кому ты действительно важна, – сказала она очень мягко. – Другого первого раза потом не получится, так что не относись к этому слишком небрежно, солнышко. Когда ты отдаешь себя кому-то… – это священнодействие.
У меня аж волоски дыбом на шее встали.
– Я… э-э-э… у меня еще домашка осталась незаконченная, – пробормотала я и произвела спешное отступление к себе в комнату.
Мальчишка-фэйри был там. Он расхаживал по крышке комода.
– Т-ты! – выплюнула я (все мое смущение мигом обратилось в ярость). – Это ты разнес мне всю комнату!
Он ответил мне зеленым взглядом – гордым и без искры раскаяния.
– Чего тебе надо? – требовательно вопросила я. – Что я тебе сделала? И почему ты меня преследуешь?
– Неуважение.