– Что могло приключиться в одиннадцатом часу ночи, мисс Карлайл, – как можно спокойнее говорит Теодор, – что вам срочно понадобилось мое общество?
Она заправляет за ухо волосы, облизывает губы и смотрит на него снизу вверх: порог антикварной лавки выше тротуара, на котором стоит Клеменс, и сама она ниже Теодора на полголовы.
– Отцу оставили двенадцать акварелей Берн-Джонса, – запальчиво объясняет Клеменс. – До завтрашнего аукциона Давернпортов. Я подумала, что вы…
Теодор прикладывает все усилия, чтобы не измениться в лице. Ах, мисс Карлайл, знали бы вы, какую удачу принесли сегодня с собой!
– …Что вы захотели бы на них
Язва. Теодор щелкает языком, махом опрокидывает в себя остатки скотча и кивает.
– Не стойте на пороге, это дурной знак.
Она молчаливо следует за ним в лавку и ждет, пока он включит все лампы. Теперь их свет отражается в стеклянной витрине со статуэтками, в напольных вазах с белыми цветами, в широких окнах и в глазах самой Клеменс. Она смотрит, как Атлас стягивает с плеч халат, оставаясь в одной рубашке, ищет пиджак, но находит только жилетку и, плюнув, довольствуется ей одной.
– Надеюсь, вы заявились в такой поздний час, потому что вам не терпится показать мне акварели? – уточняет он.
– Ох, мистер Атлас, вы не персона первой величины, примите это и успокойтесь, – фыркает в ответ Клеменс. – Считайте, что ваш визит в отцовскую галерею будет моим подарком ко дню рождения. Когда бы там он ни случился… Завтра утром акварели отправятся в лабораторию консервации, и вам не удастся взглянуть на них до самого аукциона.
Она скрещивает на груди руки, так что смешной рисунок на ее свитере – Мона Лиза в солнечных очках, и кто такое придумал? – сжимается в странную абстракцию.
– Я решила, что покупать все двенадцать работ за баснословные деньги вам не захочется, а зная вашу любовь к прерафаэлитам…
Пока она говорит, Теодор достает ключи от лавки из нижнего ящика стола и быстрым шагом пересекает небольшой зал.
– В час вепря[18] приличные мисс не ходят по чужим антикварным лавкам, но вам я отказать не смею, – выдыхает он у выхода и щелкает выключателем. Зал снова погружается в ночную тьму, едва разбавленную светом уличного фонаря. Клеменс запинается на середине фразы.
– Идем? – кивает ей Теодор и первым покидает теплое помещение.
Антикварный магазин «Паттерсон и Хьюз» остается ждать своих хозяев – молчаливый, неприметный и темный.
– Сюда, – кивает Клеменс на старенький «Форд» цвета перезрелой вишни. Теодор справляется с удивлением уже в машине.
Клеменс проворно запрыгивает на водительское сиденье, деловито поворачивает ключ и выезжает с газона.
– Не справилась с габаритами, – поясняет Клеменс в ответ на красноречивый взгляд Теодора. – Машина папина, дома я вожу крохотный «Рено».
– В Париже? – зачем-то уточняет Атлас.