– У нее счастливый конец?
– У нее нет конца.
VII. Солнце в русых волосах
Влажный утренний ветер гуляет по комнатам. В доме душно, воздух с океана – соленый, тяжелый. Он оседает на всем, до чего способен дотянуться, и остается лежать каплями утренней росы, пока солнечные лучи, которые пробьются сквозь тучи уже к полудню, не прогонят его прочь.
Серлас просыпается первым. Он глубоко вздыхает и выбирается из постели, стараясь не потревожить спящую Нессу. Ее лицо в сиянии утра кажется ему прекраснее всех лиц на свете, даже если бы он видел их миллионы и миллиарды.
Он улыбается, натягивает штаны, меняет ночную рубаху на рабочую и выходит, тихо прикрывая за собой дверь их маленькой спальни. Постель Нессы не широка – вдвоем они умещаются в ней с большим трудом, – но теплая, нежная: из нее не хочется выбираться. С сожалением он идет на задний двор, где умывается холодной колодезной водой. Воду для Нессы он приносит с собой в ведре. Ставит его в кухне, ворошит угли и разжигает новый огонь.
За эти три месяца в его жизни почти ничего не изменилось: он все так же помогает Нессе по утрам, днем косит траву для домашнего скота в роще неподалеку или вспахивает поле под новые посевы, ездит в город за рыбой и одеждой, ругается с бакалейщиками; изредка перебрасывается несколькими добрыми словами с Мэйв и ее матушкой, здоровается с мельником, а дом Дугала обходит стороной. Только все эти три месяца он возвращается по вечерам и знает, что его ждут.
Несса прядет и поет песни, пока в ней растет дитя. Серлас сидит у камина, слушает ее старые сказки и засыпает у ее ног, как преданный пес. Тогда жена отводит его в спальню,
Она больше не говорит, что ему рядом с ней не место. Не просит его уйти. Наоборот, цепляясь за него, как за спасительную соломинку в бушующем море назревающих перемен, она, кажется, впервые принимает Серласа как мужа.
Об отце ребенка они не говорят. В тот единственный раз, когда Серлас попытался спросить, его свело судорогой и он не смог вымолвить ни слова. В тот вечер она догадалась обо всем сама и медленно качнула головой, закрывая глаза, так что по щеке ее скатились две слезинки. Они растаяли, едва Серлас прикоснулся к ним.
Он вспоминает тот вечер, будто это было вчера, а не три месяца назад, еще весной. Сейчас в Ирландии царит лето, влажное и пасмурное, но посевы всходят на благодатной земле у берегов их гавани, а рыбаки добывают столько рыбы, что ее теперь приходится отвозить в соседние города.
Серлас идет в кособокий маленький хлев, чтобы задать корове сена, и бледный луч солнца, появляющегося из-за облаков, режет его по глазам. Он жмурится, прикрывает лицо рукой.
Перед внутренним взором встает заплаканное лицо Нессы в тот роковой вечер. Зачем она видится ему такой? Почему он не вспоминает, закрывая глаза, другие моменты – счастливые, радостные, от которых захватывает дух? То, как она поет, мнет голыми руками тесто, развешивает над притолокой пучки собранных в поле трав, то, как она улыбается или тихо наговаривает пряже свои мысли, или сидит у камина и смотрит в огонь, и лицо ее в такие моменты умиротворенно и спокойно. Почему Серлас не видит его, засыпая, а всегда вызывает в памяти только залитые слезами щеки и большие глаза цвета поздней сухой травы, в которых не видно дна?
Кажется, кто-то заговорил его наблюдать в самом себе только страдание той, кого он любит, а нее ее счастье. Оттого, быть может, каждая ее улыбка отдает горечью, словно Серлас пьет дикий мед, ощущая на языке приторную сладость, которая всегда оборачивается ложью?
У него нет ответов, он не хочет задавать вопросы даже самому себе, а уж спрашивать подобное у Нессы… Немыслимо. Незачем.
Он должен радоваться каждому дню с ней и жить этой новой жизнью, потому что впервые ему не хочется ворошить прошлое и копаться в памяти, чтобы вспомнить себя прежнего. Он рад тому, что есть у него сейчас.
Это ли не счастье?
Он возвращается в дом, когда солнечные лучи уже пронизывают их маленькую кухню насквозь, а ветер, утихомирившись, треплет траву у берега, не задевая развешенного за окном белья. Тихо мурлыча под нос очередную мелодичную песню, у стола стоит Несса и наливает в глиняную чашку только что заваренный травяной чай, от которого пахнет мятой.
– Ты рано проснулся, – говорит она вполголоса, словно в их доме спит еще кто-то, кого она боится потревожить. Круглый живот, обтянутый свободным платьем, делает Нессу неуклюжей, и во всех ее движениях теперь сквозит осторожность. Серлас смотрит на жену, устало привалившись плечом к дверному косяку.
Грудь сжимает от болезненной, тянущей нутро нежности.
ebooksa