Сидевшая рядом Сандра захихикала.
– О, боже мой, прямо на нас смотрит!
Она склонила голову, спрятала лицо под волосами, но я выдержала его взгляд и не отвела глаз, пока он не отвернулся сам.
Парни вроде него в Тартаун заглядывают редко. Все прочие из нездешних – тоже, но вот такие парни – особенно.
Наш район называют Тартауном[79] за то, что тут все дома, кроме двойных трейлеров, обшиты вместо сайдинга толем. Сами понимаете, что это за место. Район бедноты. Трущобы. Дыра. Если пойти к югу от центральной площади, разницу видно сразу.
Этак около Хендерсон-стрит в глаза начинают бросаться старые холодильники под навесами для машин, кусты чертополоха, гордо растущие посреди голых, вытоптанных газонов, а может, и доберман со злобным взглядом, сидящий на цепи у старого вяза с кольцом содранной собачьей привязью коры вокруг ствола. К тому времени, как дойдешь до Джексон-стрит, во дворах появятся и машины на кирпичах вместо колес, и ржавые трейлеры вместо домов, и мусор, порхающий по ветру над асфальтом.
И, ясно дело, старые дощатые домишки, обитые толем вместо сайдинга, хотя некоторые ухитряются где-то разжиться алюминием или вагонкой, чтобы украсить фасад.
Репутация у нас, у местных, конечно, скверная: принято думать, будто все наши парни сплошь драчуны и подонки, а девчонки и врезать могут при случае, и ноги раздвинут охотно – особенно за деньги. А еще говорят, что у нас в любое время суток что угодно достать можно, от выпивки до дури на любой вкус – если, конечно, хватит духу заглянуть в наш район за товаром.
Да, доля правды в этом есть, но большая часть – просто фасад, защитная маска, чтоб «чистенькие» держались подальше. Кто родился в бедности, тот знает, как быстро можно превратиться в мишень для нападок, если ребята вокруг думают, будто жизнь в уютном доме, при родителях, имеющих работу, каким-то манером делает их лучше, чем ты. И фиг ты с этим что сделаешь. Но если сумеешь хоть малость их напугать, дело, по большей части, обойдется пакостными сплетнями – и то за спиной. Ну, разве что враги большой толпой соберутся. В толпе они чуточку смелеют.
Конечно, я не говорю, что наша «крутизна» – сплошные выдумки. Как к тебе относятся, кого в тебе видят, тем в конце концов и станешь – вопрос только во времени. Но с самого-то начала никто таким не бывает. Это как с собаками. Обращайся с псом плохо, бей его изо дня в день – рано или поздно бросится. Вот так же и мы – те, кто растет в Тартауне.
Да, есть среди нас и действительно скверные ребята, и скверных родителей тоже хватает. Но большинство здешних просто бедны, а бедность не обязательно делает человека плохим. Мой папка – безработный, однако не пьет и руки на нас с мамой в жизни ни разу не поднял. Просто настоящей работы здесь нет. Ни у кого из живущих в Тартауне. Перебиваются люди случайными заработками, в сезон урожая нанимаются на уборку фруктов и овощей, зимой чистят от снега городские улицы – все, что угодно, лишь бы еда на столе была.
А еще ребятам, живущим в таком районе, заняться особо нечем. Нет у нас под боком ни уютного сода-бара, ни городского парка для гуляний. Есть только бильярдная Эрни да этот самый Ландромат, прачечная самообслуживания.
Сказать по правде, мы не тоскуем о том, чего никогда не имели. Нам одного хочется – чтобы к нам не совались. Поэтому, когда на нашу территорию забредает кто-то чужой, вроде этого красавчика-хиппи… что ж, он сам напрашивается на то, чтоб стать для нас развлечением – скажете, нет?
– А Трэвису-то как невтерпеж задницу ему надрать, – заметила Сандра.
Я кивнула. Может, сам бы он и не справился, но сегодня с ним околачивалось с полдюжины дружков. У пришлого чужака не было ни единого шанса.
К Трэвису я всю жизнь была равнодушна, хотя он, к сожалению, ко мне относился иначе. Он как будто собрал в себе все самое худшее, что только есть в Тартауне. Густо намазанные бриолином волосы зачесаны на затылок под Элвиса, «утиным хвостом», сам – коренастый, крепкий, задиристый и при том без капли воображения. А вот этому длинноволосому воображения явно было не занимать. Правда, сама не знаю, отчего мне так показалось. Может, оттого, что он полностью завладел моим?
– Давай послушаем, о чем они там говорят, – сказала я.
Оставив номер «16» на пластиковом столе у входа в Ландромат, я вышла наружу. Сандра двинулась за мной. Мы перешли улицу и остановились у витрины бильярдной Эрни. Стекло обросло такой коркой пыли и грязи, что внутрь не заглянуть – даже вечером, когда внутри горит свет, а снаружи темно. Стоя здесь, мы оказались достаточно близко ко входу, чтобы все видеть и слышать.
– Ага, – говорил Трэвис чужаку, – так вот, у нас здесь таких, как ты, не любят.
Может, длинноволосый был полным лопухом, а может, не в меру храбрым, но дать слабину перед Трэвисом явно даже не думал.
ebooksa