– Облако, – ответила Озма. – Крестьянина в поле.
Окрестный вид был донельзя однообразен. Бурые бесплодные поля, густая пыль в воздухе… В этом году страну поразила не только чума: на растения тоже напал мор, сгубив на корню все посевы. На небе не было видно ни облачка. А человек в поле был всего-навсего покосившимся пугалом, обвязанным тонкими грязными ленточками – остатками полевого колдовства. Хранителем полей, поставленным там же, куда кто-то приволок белый межевой камень…
– Это не крестьянин, – сказал констебль. – Это девушка. Печальная девушка с темно-русыми волосами. Немного похожа на тебя.
– А она симпатичная? – спросила Озма.
– А ты? – в свою очередь спросил констебль.
Озма откинула волосы со лба.
– Абальские леди называли меня прелестной малышкой, – сказала она. – И говорили, что мои волосы – цвета меда.
– Твоя мать невероятно красива, – заметил констебль.
Зилла, сидя снаружи, на козлах, затянула песню о черных воронах, клюющих чьи-то глаза и пальцы. Она любила печальные песни.
– А я, когда вырасту, стану еще красивее, – ответила Озма. – Зилла сама так говорит.
– Сколько тебе лет? – полюбопытствовал констебль.
– Шестнадцать, – сказала Озма.
Правда, это была всего лишь догадка. Крови у нее начались год назад – к сильному неудовольствию Зиллы.
– Зачем ты бинтуешь грудь? – спросил констебль.
В дороге Озма одевалась мальчишкой, собирала волосы на затылке в простой хвост и грудь все так же перетягивала тканью каждое утро.
– Когда-нибудь, – заговорила она, – Зилла подыщет мне мужа. Богатого старика, владельца крупного имения. Или глупого юнца с хорошим наследством. Но до того, пока я не выросла слишком большой, Зилле выгоднее выдавать меня за ребенка. За маленькую Принцессу Обезьян.
– А вот я уже никогда не стану старше, – печально вздохнул констебль.
– Не зевай, не моргай, что я вижу, угадай, – сказала Озма.
– Облако, – ответил констебль. – И огненное колесо.
Как известно, мертвые не любят называть солнце по имени.