После этого дня великого разобщения я решил: лучшее средство избавиться от непокоя – съездить куда-нибудь, где жизнь разнообразнее, чем в Ами. И остановил выбор на Токио. У папы ежедневная часовая поездка туда никаких затруднений не вызывала. Если уж Токио не отвлечет от тоски и тревог, наверное, это вообще ничему на свете не под силу.
Родителям я, чтоб не возникло лишних вопросов, сказал, будто пойду с Колином в игровой центр. Ближайшая станция железной дороги находилась в Усику, всего в двадцати минутах езды. Попросил маму высадить меня у ближайшего игрового центра, сказал ей, что заберет нас мама Колина, и, как только мама уехала, побежал через улицу к станции. А дальше целый час вместе с другими пассажирами клевал носом в такт покачиванию вагона. Поезд нес нас все дальше и дальше от пригородов. Под перестук колес я все гадал, сумею ли найти там, впереди, то, что заполнит пустоту внутри. Жуткое это, надо сказать, дело – когда ищешь чего-то, и сам не знаешь, чего.
Прежде, чем я успел понять, что ищу, поезд прибыл, и, выйдя на платформу станции, я будто с головой окунулся в море карих глаз и ламп дневного света. Поток пассажиров без остановки понесся вперед. Толпа подхватила, понесла к выходу и меня. Я то и дело натыкался на чьи-то плечи, спины, локти, и только бормотал:
– Простите… простите… простите…
Какой-то японец, пробегая мимо, толкнул меня так, что я закружился волчком, а, остановившись, увидел перед собой лестницу наверх, в город.
Стоило только подняться, метро тут же показалось мне образцом тишины и уюта. Время шло к вечеру, и народу на улицах было полным-полно. Ребята в кожаных штанах, девчонки в форменных юбках католических школ, шерстяных гетрах, как у танцовщиц, и викторианских корсетах… А на углу толпилась группа девчонок в костюмах зверей – тигров, бурундуков, скунсов; на щеках нарисованы белые полосы, будто кошачьи усы. Смеясь, они что-то кричали прохожим в мегафон, а на меня уставились, будто на самого чудного типа во всем городе. Местные парни были тощими, как девчонки, и прически носили девчачьи, и по-девчачьи тоненько хихикали. И курили все до одного.
К синему небу тянулись острые шпили небоскребов. На огромных экранах вдоль стен домов мелькали кадры телешоу. Перед глазами все закружилось, да так, что я чуть не упал. Хорошо, к стенке вовремя успел прислониться.
Токио – город-оригами. Складывается, сворачивается, глядишь – и что-то новое возникает практически из ничего. Улицы петляли, сливались одна с другой, исчезали без малейшего предупреждения, а после я, немного оглядевшись и направившись в торговые центры, обнаружил и здания, спрятанные в других зданиях.
В Саншайн-сити, том самом торговом центре с семьюдесятью этажами магазинов, вошел я вроде как в игровой зал под вывеской «Намьятаун», но чем дальше шел, тем дальше тянулся и этот Намьятаун. Из современного торгового центра он превратился в закоулки древнего Токио, только вокруг было полно аттракционов и игр, где в качестве призов разыгрывались живые угри, а навстречу то и дело попадались странные персонажи – вроде Хелло Китти, но куда более злобные.
А в Тойота-билдинг целая стена была сделана в виде водопада, льющегося с высокого обрыва. Камни по краям скалы заросли цветами и лианами – может, настоящими, может, искусственными. Из здания в здание вели эскалаторы, и вскоре я как-то незаметно оказался не в Тойота-билдинг, а где-то еще. Здесь снимали рекламу часов.
– Сумимасэн! Коно хэйя ни хайтэ-ва икемасэн![37] – заорал кто-то, и меня мигом выставили со съемочной площадки на улицу.
Наступил вечер, город засиял розовыми, зелеными, синими, желтыми неоновыми огнями. Толпы на улицах сделались еще гуще, чем днем. Мимо меня прошла компания из нескольких монахов в длинных балахонах. На каждом углу стояли лотки, каждый из продавцов во весь голос нахваливал свой товар. Группы мужчин в синих халатиках, едва прикрывавших задницу, плясали посреди улицы, удерживая на плечах носилки с какими-то божками или, может, святынями. Повсюду гремели, отбивая странные ритмы, барабаны, но, сколько я ни оглядывался, ни одного барабанщика не заметил.
К девяти вечера я начал подумывать о том, что пора отправляться домой, но с какой бы стороны на станцию ни спускался, никак не мог вспомнить названия нужной ветки. Пытался спрашивать встречных, но никто из них не понимал по-английски, а если и понимал, то не желал тратить на меня время. Наткнувшись на белую женщину со светлыми волосами, я едва не обнял ее, как родную. Но, стоило спросить: «Простите, не могли бы вы помочь мне найти поезд на Усику?» – она открыла рот и ответила на каком-то языке, на английский ничуть не похожем.
– Сумимасэн!!! – в отчаянии заорал я, не обращаясь ни к кому конкретно, но слов, что помогли бы отыскать дорогу, у меня не было.
Отыскать дорогу, отыскать дорогу… Проклятие всей моей жизни! Выбившись из сил, я опустился на ближайшую станционную скамейку и задумался. О том, что дома, в Штатах, всегда точно знал, куда идти. О том, как нечестно поступил папа, заставив нас всех ехать с ним… Впрочем, эту последнюю мысль пришлось пересмотреть. Вовсе он нас не заставлял. Поехать в Японию хотелось всем, кроме меня. А против большинства не попрешь, пусть даже большинство порой заблуждается. Хотя, если вдуматься, лично для меня единственным приятным впечатлением после переезда был этот самый лесной храм и встреча с рыжей лисой. И даже лиса эта куда-то пропала…
Около полуночи я поднялся и предпринял еще попытку найти свой поезд, и всего через пару минут увидел самую странную японскую девчонку из всех, какие только мне попадались.
Она стояла на платформе и ждала поезда. На ней был один из тех самых звериных костюмов, как на девчонках, которых я видел днем. Она нарядилась лисой – рыжей, с круглым белым пятном на животе. Капюшон откинула на спину, так что лицо ее я видел отчетливо. Именно лицо – а вовсе не костюм, или там сумочка в одной руке, а пышный рыжий хвост в другой – и оказалось в ней самым странным. И даже не столько лицо, сколько глаза. Лицо-то ее было японским, а вот глаза – зелеными!
Я заморгал, тут же вспомнив свою рыжую лисицу из Ами, и склонил голову набок – совсем как в тот день у лесного храма. И, наверное, глазел на нее довольно долго: когда я, наконец, стряхнул с себя оцепенение, то обнаружил, что она тоже смотрит на меня и улыбается. Заметив мое возвращение к реальности, она прикрыла ладонью губы и захихикала.
Я влюбился в нее в тот же миг. Ну, вроде бы. Это вправду было что-то наподобие любви, но какой-то непонятной, противоречивой. Как можно влюбиться в девчонку, одетую в лисий костюм, и не задуматься, в своем ли ты уме? Но, как бы там ни было, это чувство меня подстегнуло. Рука сама собой, помимо моей воли, поднялась, будто я собирался о чем-то спросить учителя, а к тому времени, когда я осознал, что делаю, девчонка уже двинулась ко мне.
– Похоже, ты заблудился, – сказала она. – Давай помогу?
ebooksa