– Девушка-лисица.
– О! – воскликнул я. – Ведь я именно так и подумал, как только тебя увидел. Девушка-лисица…
– Вот видишь, – наставительно сказала она. – Лисица подходит мне гораздо лучше, чем та, кто я есть, когда я не Кицунэ.
– А кто ты есть, когда ты не Кицунэ?
– Просто Мидори, – ответила она. – Дочь крестьянина, растящего капусту. Все время чего-то жду, все время мне чего-то не хватает. Отец не позволяет покинуть дом, если только я не выйду замуж. А мать умерла, когда я была совсем маленькой, и некому помочь мне уговорить его.
Я был поражен ее откровенностью, но вместо того, чтоб вытянуть из нее побольше подробностей, имел глупость спросить:
– Но если у тебя такой папа, как же ты ездишь в Токио?
Она поднесла палец к бледным губам:
– Тс-с-с! Это секрет.
«И все же мне ты о нем говоришь», – подумал я, а вслух сказал:
– Значит, он выращивает капусту?
Казалось бы, такие совпадения невозможны. Но, стоило мне рассказать, где я живу, оба мы расхохотались: именно к ферме ее отца и привела бы та дорога, по которой я столько раз бегал, если не сворачивать на тропинку к храму в лесу. Мы оказались практически соседями! По этому поводу Мидори предложила и на такси из Усику ехать вместе. Так мы и сделали. Вызвала она такси, а когда мы доехали до перекрестка дорог к ферме ее отца и моему дому, расплатилась с водителем, и мы постояли посреди улицы, пока габаритные огни машины не скрылись в темноте.
– Отсюда домой доберешься? – спросила она.
Я кивнул.
– Спасибо тебе за помощь.
– Не стоит благодарности, – ответила она. – Я рада, что ты предоставил мне шанс приветствовать тебя в моей стране. Надеюсь, ты будешь здесь счастлив. Как я… сейчас.
Она поклонилась мне. Я поклонился в ответ и, вспомнив, что каждый вечер, отправляясь спать, говорила Лиз, сказал:
– Оясуми![41]
Мидори, направившаяся к отцовскому дому, помахала мне лисьим хвостом.
– Оясуми насай![42] – откликнулась она, и я побежал в противоположном направлении, чувствуя себя полным придурком.