Гости на Саут-Бэттери

22
18
20
22
24
26
28
30

– Она тебе это сказала? – спросила Амелия, приподняв бровь.

– Нет. Она лишь сказала, что была влюблена в него, когда училась в старшей школе. И что она и Самтер одновременно были в Нью-Йорке, и что он был добр к ней. Но это было уже после смерти Хейзелл и его развода. Моя кузина Ребекка намекнула, что между ними было нечто большее, но я ей не верю.

Амелия на мгновение задумалась.

– Да, у Анны было развито чувство собственности. Я даже не понимаю, почему она терпела меня. Ей казалось, что все женщины посягают на любовь ее дочери и мужа, и поэтому им нельзя доверять. Думаю, она лишь потому терпела свою невестку, что Баттон была такой доброй, сердечной и дружелюбной со всеми.

Амелия повела нас за собой вверх по лестнице. Поставив ногу на нижнюю ступеньку, я моментально ощутила вокруг себя дрожание воздуха. Так я представляла себе медведя, открывающего глаза после долгой спячки. Я вздрогнула, то ли от резкого падения температуры, то ли из-за того, что мы поднимались наверх, на чердак.

Амелия остановилась на площадке и зябко потерла плечи.

– Полагаю, наверху работает кондиционер, потому что здесь определенно холоднее, чем внизу.

– Возможно, – сказала я, вспоминая кондиционер в комнате Баттон и молясь, чтобы это так и было. Я повернулась, чтобы взглянуть на Джейн, и увидела, как из ее открытого рта выходит облачко дыхания.

Амелия стала подниматься дальше.

– Я никогда не винила Анну за то, что она была такой. Она была единственным ребенком, брошенным на попечение слуг, пока ее родители путешествовали по всему миру. Ее отец был владельцем архитектурно-строительной компании, так что они были очень богаты и заботились о том, чтобы у нее было все самое лучшее, кроме них самих. Она же жаждала их любви. Думаю, именно поэтому она никогда не была частью нашей компании. Баттон, Джинетт и я были подругами и с радостью впустили бы ее в наш круг, но Анна никогда не умела выражать свои чувства.

Я остановилась на лестничной площадке, чувствуя борьбу между двумя отдельными, разными сущностями, толчки и притяжение, которые уже начали ассоциироваться у меня с пребыванием в этом доме. Я медленно, словно на эшафот, поднималась на каждую ступеньку. Джейн следовала за мной по пятам.

Я почти ожидала вновь увидеть у двери чердака куклу, но я не получала от Софи панического телефонного звонка и потому надеялась, что кукла все еще заперта в сейфе в офисе ее знакомого. За грудой кирпичей. И с католическим священником со святой водой.

Дверь за нами захлопнулась, и я вздрогнула.

– Это комната Баттон, – сказала я. – Должно быть, это кондиционер, – добавила я с надеждой, молясь, чтобы мои спутницы не указали мне на то, что в таком случае дверь бы распахнулась, а не захлопнулась.

– Хорошо, – сказала Амелия. – Оставь ее закрытой, и подождем несколько минут, чтобы воздух прогрелся.

Она направилась к двери чердака, явно не замечая ни пульсирующего воздуха, который мерцал вокруг нас, ни гнилостного запаха тлена.

Она повернула дверную ручку. Я на долю секунды задержала дыхание, но потом поняла, что в этом нет необходимости. В моей голове с едва слышимым хлопком вновь опустился занавес. Воздух вернулся в нормальное состояние, гнилостный запах исчез, остался только свежий запах опилок и новой штукатурки.

Амелия толкнула дверь. Я втянула в себя воздух и оглянулась на Джейн. Та, казалось, даже не подозревала, что что-то произошло. Я облегченно вздохнула. Не хотелось бы вновь пережить ту сцену, когда невидимая сила столкнула Джейн с лестницы.

Мы начали подниматься по еще одной лестнице на чердак, хорошо освещенный из окна на самом верху.

– Зачем они поселили больного ребенка на чердаке? – поинтересовалась Джейн.