Месма

Но больше всего поразили заезжего гостя ее глаза! Большие и темные в вечернем полумраке, они словно притягивали, околдовывали, не позволяли собеседнику отвести взгляда. Они пронизывали насквозь, и казалось, что от их пронзительного взора ничто не может ускользнуть. О таком, наверное, взгляде в народе говорят — заглядывает прямо в душу.

Ошеломленный Влад неподвижно застыл на пороге, совершенно сбитый с толку несоответствием того образа, что заранее сложился в его воображении, и тем, что он узрел в реальности. Вот это да! Вот тебе и Самсониха…

— Здравствуй, милок, — ответила ведунья на его приветствие. — Проходи…

Голос у нее был глуховатый, глубокий и с раскатами.

Влад неспешно сделал несколько шагов, остановился возле стула, предназначенного для посетителей. Бедный студент никак не мог прийти в себя, пораженный совершенно неожиданным впечатлением, произведенным на него этой женщиной.

— Ты садись, садись! — сказала она приветливо. — В ногах правды нет…

Влад аккуратно присел на край стула, словно опасался, что тот под ним развалится. Все заготовленные заранее слова мигом улетучились из головы, а под тяжким и пронизывающим взглядом Самсонихи и мозги его ничего не соображали.

— Ты на меня не серчай, что долго ждать заставила, — сказала великанша дружелюбно. — Испытать тебя поначалу хотела…

Влад удивился настолько, что сам неожиданно для себя заговорил:

— Испытать? В чем же вы хотели меня испытать? — спросил он в недоумении.

— В твоем терпении… в смирении… в стойкости… все это тебе понадобится, — серьезно ответила Самсониха. Голос ее звучал твердо и уверенно.

— Откуда вы можете это знать? — искренне удивился Влад. — Я, кажется, не говорил, зачем к вам пришел…

— А и не надо тебе говорить, — просто отозвалась ведунья. — И так сама вижу.

От таких ее слов парню стало не по себе. Она что же, и вправду видит людей насквозь?

— Скажу проще, милок, — заметила Самсониха. — Вижу, что не со своей бедой ты пришел. С бедой другого… А знаешь, как это бывает? Когда человек ради себя ко мне приходит, помощи для себя просит, он готов сколько угодно ждать. Хоть сутки у порога просидит, хоть двое… ради себя-то, болезного, чего не вытерпишь! Уж коли беда приперла… А ко мне-то только с бедами и приходят, да с такими бедами, когда уже и деваться больше некуда. Такого народу видимо-невидимо. А вот таких, кто идет ради помощи ближнему — намного меньше. Их я сразу подмечаю. Они мне завсегда больше по сердцу были. Но тут есть такая закавыка: бывает, человек соберется кому-то помочь, приходит вроде как с охотой, а потом глядишь — наскочил на первое же препятствие, увидел, что не так все просто, да и подумал: о как! да тут, оказывается, народу полным-полно! Неужто ждать столько придется? Да и чего дождешься — тоже неведомо! А пойду-ка я восвояси: пускай такой-то или такая-то сам или сама о себе порадеет. А у меня и своих забот полон рот. Ну, и что проку с таким благодетелем на час работать? Нет проку. Только попусту силы терять и время тратить. Вот я таких пришлецов завсегда испытываю, чтобы сами не мучились, да и мне не досаждали. По-разному испытываю… Для тебя выбрала самую малость. Так что — не серчай. Никакой обиды тут нет.

В словах ведуньи Влад усмотрел определенную логику, вполне разумную.

— Так я прошел ваше испытание? — спросил он без всякой иронии.

— Прошел. Но это только первое! Оно нужно, чтобы я решила: стану тебе помогать или нет.

— Первое? Значит, и дальше меня испытывать будете?..

- Дальше ты сам себя испытывать будешь! — жестко сказала ведунья. — Только сам.