— Ну как кому? Мне польза. Пелагее польза. Тебе, дураку, польза — с голоду не подохнешь! Я уж про недуги твои давно знаю… На вот, ешь, сказала! Ты мне еще живой пригодишься, а дохлый ты мне совсем не нужен.
Она резко придвинула тарелку ближе к фотомастеру. В этот самый момент вдруг ожил маленький черный репродуктор, что стоял на тумбочке возле кровати. Хриплый дикторский голос откуда-то издалека сурово и звучно заговорил, четко выговаривая каждое слово:
— Внимание!..Говорит Москва… От советского Информбюро… Передаем последнюю сводку о положении на фронтах…
— Надо же! — не то уважительно, не то насмешливо заметила Августа. — Ты еще радио слушаешь, Прохор! Впору тебе политинформации проводить…
— А как же не слушать? — укоризненно взглянул на нее Прохор Михайлович. — Не в чужой стране ведь живем…
— Это твоя страна, Прохор? — ледяным тоном спросила Августа.
— Моя! — озлобленно отвечал фотомастер. — И твоя, между прочим, тоже…
Августа ничего не ответила на такое замечание. Между тем металлический дикторский голос продолжал трагически вещать из репродуктора:
— В соответствии с приказом Верховного Главнокомандующего с конца марта наши войска вели наступательные бои по фронту от Ленинграда в районе Демянска, на льговско-курском направлении, на смоленском направлении, в районе Харькова, а также в Крыму. В результате героических действий наших войск планы германского наступления на южном участке фронта в направлении Воронежа были сорваны и отложены на неопределенный срок. Немецкие дивизии несут большие потери в ходе наступления наших войск…
— Несут большие потери! — саркастически заметил Прохор Михайлович. — А о наших потерях ни слова! болтуны… трепачи…
— Переживаешь, да? — сочувственно спросила Августа, склоняясь над фотографом и заглядывая ему прямо в глаза. Но Прохор Михайлович был целиком погружен в передаваемую фронтовую сводку и только нетерпеливо сделал ей знак, призывающий к тишине.
— В течение 5-го, 6-го и 7-го апреля войска Крымского фронта вели упорные и ожесточенные бои на западном направлении, — продолжал информировать диктор. Сделав паузу, он скорбно добавил: — Несмотря на самоотверженность и героизм наших воинов, наступательная операция, проводимая советским командованием, существенных результатов не принесла…
— Говоря проще, наше наступление было отбито немцами, — прокомментировал Прохор Михайлович. — Захлебнулось наступление. А сколько при этом положили этих наших самоотверженных воинов, никто, разумеется, посчитать не удосужился…
— У тебя там сын воюет, что ли… или брат? — усмехнулась Августа.
— Как ты не поймешь… — Прохор Михайлович даже задохнулся от негодования. — Там люди русские воюют! И дела у них плохи, Августа! Очень плохи! Похоже на то, что Крым не удержать…
— И что? — отозвалась Августа. В ее кратком вопросе содержалось столько презрения и цинизма, что Прохор Михайлович не на шутку вскипел.
— И что? — вскинулся он. — А я тебе скажу — что! Если Крымский фронт падет, немцам откроется прямая дорога на Воронеж, а далее — на Сталинград. А коли возьмет фашист Сталинград, нам конец — это ты понимаешь? И придется нам бросать все это, — он обвел глазами комнату, — и драпать на восток, за Урал, в тайгу… Возьмут немцы Сталинград, и все — не бывать больше России…
— Значит, Россия такую участь заслужила, — равнодушно заметила Августа.
Прохор Михайлович взглянул на нее с неподдельным ужасом.
— Господи, Августа… что ты несешь? — пролепетал он.