Живые и взрослые

22
18
20
22
24
26
28
30

– Я понимаю, – говорит она, – но ты тоже меня послушай. Мы в этом – навсегда. Мы слишком много узнали, слишком много видели. Они не отстанут от нас, они всю жизнь будут дышать нам в спину. Тебе, мне, Нике, Лёве. Может быть, даже Шурке. Мы не сможем от них сбежать, не сможем забиться в щель и отсидеться. Мы обречены быть с ними до Главного Перехода, а то и после.

– Это еще один повод их ненавидеть, – отвечает Ника.

– Да, – говорит Марина, – это еще один повод их ненавидеть. Но, Ника, подумай сама: они уже один раз использовали нас, послав на верную гибель. В этом мире, по обе стороны Границы, они используют всех. Мы знаем, что власть принадлежит им. Что нам остается? Ждать, когда мы снова понадобимся, чтобы нас подставить, чтобы ловить на нас, как на живца? Мне кажется, если уж они используют всех, лучше быть с ними – и использовать их. По крайней мере, я буду понимать, что происходит. Со мной, со всеми нами. И, может, когда-нибудь еще смогу спасти вас.

– А может, когда-нибудь ты придешь нас арестовать, – говорит Ника, и Марина смеется.

Следом за ней смеется Лёва, потом Гоша, последней начинает смеяться Ника. Они смеются, ведь даже представить смешно, что Марина придет их арестовывать. Наверное, с целым отрядом эмпэдэзэшников, в новеньком красивом мундире! И с таким фирменным стальным взглядом, как у начода Ищеева!

Они все смеются, потому что теперь знают: что бы ни случилось, где бы они ни учились, они навсегда останутся друзьями, и, если с одним случится беда – когда с одним случится беда, – они снова соберутся вместе, вчетвером, против всего мира.

Против мира, который невозможно изменить, но в котором можно бороться и одержать победу.

Они смеются, а перед ними – панорама самого большого и красивого города по эту сторону Границы. Смеются, а вокруг них распускаются на ветках весенние листья, пробивается к свету зеленая трава, птицы не то чирикают, не то поют. Смеются, а над ними – небо, голубое как Маринины глаза, и в нем проплывают редкие островки облаков – нерукотворных небесных фракталов.

А потом Марина говорит:

– Да ладно вам, я так просто… я еще ничего не решила, – и они взбираются назад по тропинке.

Да, в самом деле – Марина еще ничего не решила, все они еще ничего не решили, и впереди вся жизнь, долгая жизнь до Главного Перехода, долгая взрослая жизнь.

Конец второй книгиМосква, 2012–2013

Книга третья

Живые и взрослые: мир, как мы его знали

Моей племяннице Соне

Часть первая

Из глубины

1

Не хватает дыхания, пот слепит глаза, Марина утирает лоб ладонью – и чуть было не пропускает удар: крепко сжатый кулак проносится в каком-то миллиметре от уха. Марина подныривает и, выпрямившись, хватает Олю за воротник. Теперь они стоят, тяжело дыша. Марине хорошо видно, как раздуваются Олины ноздри, дрожат на белесых бровях капельки пота, хлопают редкие короткие ресницы. Без макияжа ты не так уж и хороша, со злостью думает Марина и, рывком оторвав Олю от пола, швыряет через бедро. Оля пытается перекувыркнуться, но Марина успевает поймать ее руку и резко дернуть вверх. Оля от боли визжит – и тут же удар гонга прекращает поединок.

– Бросок у тебя, Петрова, всегда был неплохой, – говорит тренер, – а над защитой надо еще работать.

– Знаю, – бурчит Марина.

Как всегда: вместо поздравления с победой – очередные поучения. Черт, если б она занималась об-гру с детства, как Гоша или Лёля, любого бы здесь уделала. А так приходится наверстывать, держать себя в форме: каждое утро – жара, дождь, снег – десять кругов по стадиону, каждый день – два часа в качалке, пять тренировок в неделю, каждый месяц – обязательные факультетские соревнования. Да уж, не этого Марина ждала, когда согласилась пойти в Академию! Думала, легко обставит всех на курсе – как-никак, таким опытом не каждый взрослый разведчик может похвастаться! Фактически самостоятельный переход, посещение минимум трех мертвых миров, несколько настоящих сражений! И это не считая отличного знания инглийского и банамского!