– Он не излучает, он усиливает излучения. Если все пойдет как надо – сам увидишь.
Над крышей станции вспыхивает яркий свет – включили второй прожектор. Дядя Коля бежит командовать – левей, нет, теперь правей, а вот сейчас ближе к берегу! – и наконец, световой конус упирается в громадный сугроб, вздымающийся у самого берега.
Лёва находит глазами Марину, и та молча кивает.
Они не ошиблись.
Вот он, их островок.
Где пять лет назад их чуть не разорвали упыри.
Где Ника убила Орлока Алурина.
– Мороз по коже, – шепчет Марина.
Да, им обоим страшно. Хотя чего бояться-то? С ними тут целый отряд, да и они уже не дети, выросли, набрались опыта, побывали в Заграничье, готовы ко всему.
– Идите сюда, ребята, – зовет их дядя Коля. – Сегодня спать, а завтра – за дело.
Ника хорошо помнит это место – и совсем не хочет вспоминать. Пять лет прошло – а все так же страшно. Пять лет, а сколько всего с тех пор случилось! Тети больше нет, а они все выросли, закончили школу, и она теперь не одна, а с Гошей. И ведь они впервые поцеловались совсем недалеко, на вышке у бараков.
Двое операторов возятся с неизвестным прибором, который Лёва называет усилителем. Усилитель нацелен на освещенный прожектором белый холм – тот самый остров. Солдаты занимают позиции вокруг, переминаются с ноги на ногу. Молодой лейтенант отдает последние указания, двое операторов тянут от станции силовой кабель.
Дядя Коля просит Евгению Георгиевну и ребят стать рядом с усилителем.
– Ну, пятиминутная готовность, – говорит он. – Понятно, что надо делать, да? По команде все сосредоточились и вспоминают то, что здесь случилось. И вы, Евгения Георгиевна, тоже сосредоточьтесь, пожалуйста. Нам нужны ваши первые воспоминания после возвращения… что вы почувствовали, когда увидели сына, когда поняли, что спаслись, – дядя Коля оборачивается к солдатам: – Готово? Ну, запускайте.
Усилитель тихо жужжит. Как и просил дядя Коля, Ника вспоминает тот день. Брахо Иван учил, что концентрация будет полнее, если закрыть глаза, – и, зажмурившись, Ника снова видит: вот они стоят, окруженные упырями, четверо перепуганных детей. Самодовольный Орлок Алурин обещает им мучительную и вечную гибель. Ника сжимает в детской руке боевой нож тети Светы, а потом темное, беспросветное отчаяние оборачивается сияющей вспышкой ненависти и гнева, сверкает серебряная молния – и дымящееся тело Орлока падает с ножом в груди…
Но тут какой-то резкий звук вторгается в воспоминания, резкий треск и хруст. Ника открывает глаза: трещит лед вокруг острова. Солдаты, взяв оружие наизготовку, бегут на звук – и вдруг лед лопается, словно под ним взорвали глубоководную бомбу. Осколки льда взлетают в воздух, льдинки свистят вокруг, одна втыкается у самых ног Гошиной мамы. Евгения Георгиевна вскрикивает.
Черная вода плещется вокруг острова, солдаты приближаются к полынье, но тут новая трещина раскалывает лед, льдина с двумя солдатами, колыхнувшись, проплывает метр и медленно кренится. Один солдат, не удержавшись, скользит вниз и с криком падает в ледяную тьму, льдина встает почти вертикально, другой солдат хватается за край, вздымающийся в полярное небо, – а из воды медленно вылезает тонкое щупальце, похоже на черный кабель. Оно скользит по льду, дотягивается до ноги, обвивает петлей… солдат визжит, хлопки выстрелов, крики «вы же в него попадете!», но нет, все равно уже поздно – черная струна натягивается, лед крошится под пальцами, и солдат с воплем ужаса соскальзывает в темную воду.
– Что это было? – спрашивает Лёва. – Спрут? На Белом море?
Но тут в глубине воды загорается тусклый свет, все ярче и ярче, на поверхность рывками поднимается круглый бугорчатый шар, и когда на нем один за другим открываются выпуклые красные глаза, Ника понимает, что это – голова подводного монстра.
Автоматные очереди прорезают полярную тьму, но выстрелы уже не слышны – все заглушает хруст льда, и огромное зеленоватое щупальце взметается из полыньи, извивается, как пожарный шланг под напором воды. На конце щелкает хитиновая клешня. Щупальце рывком вытягивается к солдатам, клешня смыкается у одного из них на шее. В воздух ударяет кровавый фонтан, голова, подпрыгивая, катится по снегу. Вывалив язык и выпучив глаза, замирает у самых Никиных ног.