Живые и взрослые

Ну что же, мы выиграли пять с лишним лет – и, по крайней мере, те, что я была с Гошей, получились прекрасны. Дело того стоило.

Она поворачивается к Гоше, сдирает шарф с его лица и целует в губы. На морозе поцелуй получается сухим и колючим.

– Голубки! – опять смеется Орлок, но когда затихает его смех, Ника слышит далекий небесный стрекот. Она поднимает глаза – к ним стремительно приближается маленькая светлая точка.

Дядя Коля облегченно вздыхает:

– Ну вот, я же говорю. Вам тут есть с кем побеседовать.

Вертолет садится на ровную площадку подальше от черной, кишащей чудовищами воды, в снег спрыгивают вооруженные мужчины – по выправке сразу видно учрежденцев, – а следом спускается грузная фигура в ярком мертвом анораке.

– Ах, Орлок, Орлок, – слышит Ника усталый голос Юрия Устиновича. – А без бойни – никак? К чему этот гиньоль? Осьминоги с клешнями, глубоководные барракуды, летающие медузы… фу. Я же хотел просто побеседовать. Мы не первый год знакомы, ты же знаешь: мы с тобой всегда договоримся.

Механический ледяной смех разносится над замерзшим берегом:

– О чем будем договариваться? Что тебе нужно на этот раз?

Юрий Устинович брезгливо перешагивает через тело мертвого оператора.

– Если не возражаешь, – говорит он, – я бы поговорил вдвоем.

– А наши юные друзья? – спрашивает Орлок. – У меня на них планы.

– Не волнуйся, – отвечает Юрий Устинович. – Никуда они не денутся.

Они отходят в сторону – угловатый ледяной гигант и коренастый немолодой мужчина в мертвом анораке.

– Дядя Коля, – говорит Марина, – мы что, опять приманка?

– Ну, если честно, я такого не ожидал, – отвечает дядя Коля. – Но кончилось-то все хорошо? Ищеев успел вовремя, все мы живы-здоровы.

– Все мы? – взрывается Ника. – А они? – она обводит рукой окровавленное снежное поле. – Они не в счет?

– Вот ты, Ника, умная девочка, – говорит дядя Коля, – так додумывай мысль до конца. Я тебя знаю лет пять – и все эти годы ты твердишь, что Граница должна быть разрушена, живые и мертвые должны ходить туда-сюда, и вообще – между нами нет никакой разницы. Ну, так если разницы нет – чего тут такого стряслось? Сколько-то живых стали мертвыми? Но если нет разницы – нет и проблемы. А хочешь свой мир без границ – так сначала у себя в голове границы убери, а потом поговорим!

Потом поговорим, думает Ника. Если мне удастся отсюда выбраться – живой или мертвой, – мы поговорим. О да! Я не раз убивала мертвых – надо, в конце концов, убить живого. Потому что есть живые, которые хуже мертвых: ведь мертвые не могут измениться, а живые сами выбирают, какими быть. Можно стать как Гоша, можно – как Гошина мама, а можно – как Маринин дядя. И будь у меня сейчас нож – самый обычный, никакой не серебряный, – я бы не медлила ни минуты.

Ника смотрит на дядю Колю, и тот, зябко передернув плечами, отводит глаза.