Живые и взрослые

22
18
20
22
24
26
28
30

– Ну, зачем вы к нам на этот раз? – сенёра Фернандес отвернулась к старой ржавой раковине. Нике видно, как ходят ходуном локти и двигаются под дешевым ситцем лопатки.

– Захотелось немного пожить у вас, – отвечает Марина. – Все-таки Вью-Ёрк – великий город.

– Живые немного пожить не приезжают, – отвечает сенёра Фернандес. – Только по делу – или навсегда.

Хотела бы я знать, думает Ника, навсегда ли мы приехали. И главное – как мы будем возвращаться?

Когда-то здесь было так уютно, что Ника мечтала остаться навсегда. Это была бы ее семья… настоящая семья, мать, сестры, братья… но это было четыре года назад, а сейчас Ника хочет вернуться. Там, в ее мире, остались недоделанные дела: статьи для «Молодости», репортаж про фридых, тренировки у брахо Ивана.

Нет, ее дом – по ту сторону Границы, и она должна вернуться домой.

– И часто живые приезжают по делу? – спрашивает Марина.

– Нечасто, – соглашается сенёра Фернандес, – хотя без вас был тут один… хотел поговорить с зантеро, нашими колдунами. Я отвела его на Зантерикос.

– Что такое Зантерикос? – спрашивает Ника.

– Это, деточка, такой праздник. В честь Великой Матери-Ящерицы. Мы-то, конечно, верим в Бога, но колдуны наши поклоняются Великой Ящерице – испокон веку так было, еще до Проведения Границ.

Ника не очень понимает даже про Бога, не говоря уж о Матери-Ящерице, – тетя Света в Бога не верила, а по истории о религии древних людей рассказали только в выпускном классе.

– Ну, значит, мы вот такие необычные живые, – говорит Марина. – Хотим здесь пожить. Устроиться работать. Как будто мы – одни из вас. Понимаете?

– Конечно, – говорит сенёра Фернандес. – Вы хотите спрятаться, чего ж тут не понять? С работой сейчас трудно, но можно что-нибудь придумать, да и пару лишних гамаков для вас я бы нашла… Но у меня тут особо не спрячешься: в нашем районе белокожих отродясь не водилось. Вам бы куда-нибудь в южные кварталы… там все рыжие, как ваш Лёва.

– Не получится, – отвечает Лёва со скромной полуулыбкой. – Там территория джетов, а мы им немного наваляли прошлой ночью.

– Наваляли? – удивляется сенёра Фернандес. – Ну молодцы!

– Что ты сказала, мама? – кричит из комнаты Сандро. – Мне ты не даешь даже ходить в южные кварталы, а вот эти у тебя молодцы! Погоди, я тоже надеру этим джетам задницу, чтоб не борзели!

Ника уже слышала эти слова, слышала почти такой же голос. Внезапно она понимает: скоро этот Сандро тоже навсегда уйдет из материнского дома, как уходили до него все Алессандро Фернандесы – уходили, чтобы отдать свое имя и место за семейным столом новому юноше, только что умершему по ту сторону Границы. Вот почему четыре года назад сенёра Фернандес так хотела отправить сына в Банаму: она надеялась, что, покинув Вью-Ёрк, Сандро избежит гибели.

Сколько сыновей сменилось в ее доме за четыре года? А за все эти годы? А ведь она помнит их всех, с внезапной горечью понимает Ника, помнит всех своих глупых мальчишек, вечно рвущихся навстречу гибели. Вечно помнит и вечно оплакивает.

Ника сидит в маленькой кухне, вдыхает запах тушеной фасоли и мертвого пота, слушает плеск мыльной воды в раковине… да, если такова цена вечности, Ника предпочтет ей скоротечную жизнь по свою сторону Границы.

4

Гоша смотрит на небо – солнце давно миновало зенит и двинулось к закату. На поиски ночлега осталось четыре, от силы пять часов, и потому, вздохнув, Гоша говорит вслух то, о чем наверняка думают все: