Живые и взрослые

22
18
20
22
24
26
28
30

В его словах Нике слышится какая-то насмешка. Ну да, думает она, Гоша, наверное, все еще огорчается, что Аннабель не поехала с ними. Она ему нравилась, Ника помнит.

– Нет, не кухонный, – говорит она, – настоящий боевой нож. У тети Светы взяла. У нее целый арсенал, я же говорила.

– Клево, – вяло соглашается Гоша.

Они молчат. Ника слышит стук колес, скрип металлических сочленений, механический грохот – и сквозь этот шум еле-еле пробивается слабый звук Гошиного дыхания. За окном бледным светом горит небо, бесконечными линиями перекрещиваются провода – словно несколько человек опустили карандаши на рулон самописца, слабо двигают ими, а лента все разматывается и разматывается, линии все длятся и длятся, то сближаясь, то расходясь, пересекаясь, сливаясь вместе…

Ника вспоминает, как Алурин погладил ее по голове и сказал, что она похожа на его дочку. Ей немного обидно, что Марина взяла пистолеты себе: совсем немножко, но Ника чувствовала себя наследницей Алурина. Ладно бы еще Гоша – но Марина-то тут причем?

Провода за окном не кончаются и невозможно оторвать глаз от их лаконичного узора на фоне блеклого неба. Когда-то, много лет назад, Ника тоже ездила на поезде – с мамой и папой, тоже смотрела в окно на перекрещивающиеся линии проводов, на пробегающие домики, тоже слушала стук колес, металлический грохот, механическое дыхание поезда, такое же, как сегодня, – неизменное, вечное, нескончаемое, как провода за окном.

– Гоша, – говорит Ника, – мы найдем твою маму. Обязательно найдем, честное слово.

А потом осторожно протягивает в сторону руку и касается Гошиной. Никины пальцы сжимают его ладонь и ей кажется: Гоша отвечает на пожатие.

Вот так они и стоят – в грязном прокуренном тамбуре, не говоря ни слова, слушая грохот поезда, глядя в окно, взявшись за руки.

Вагон спит: спят в своих спальниках восьмиклассники, Зиночка улыбается во сне, с лица спящего ДэДэ даже сейчас не сходит брезгливая гримаса, спит, закутавшись с головой, Марина, сопит носом Лёва, спит на столике недочитанная книжка, спит в стакане недопитый чай, спят на полу резиновые сапоги, туристические ботинки, кеды, кроссовки, спит аккуратно сложенное платье Зиночки, спит ее мертвая красная куртка, спит костюм ДэДэ, спят брезентовые штормовки, спят в своих чехлах палатки, металлические серебристые колья, тяжелые рюкзаки – а где-то в них, на дне, среди прочих вещей, спит мертвый интердвижок, спит старый дэдоскоп, спят магнитные свечи, разрывные патроны, два пистолета, серебряный боевой нож.

Гоша уверен – они им еще пригодятся.

4

Мох такой высокий, что нога проваливается по щиколотку. Густой и разноцветный: зеленый, бурый, красноватый, даже белый. Словно миниатюрный доисторический лес. Гоша так и видит: крошечные древние деревья распрямляются, чтобы скрыть отпечаток Никиных кед – и тут же снова согнуться под Гошиной ногой.

Интересно, где-нибудь в Заграничье остались древние леса с огромными папоротниками и гигантскими лишайниками? Ведь где-то должны пастись ушедшие динозавры и другие исчезнувшие звери?

Лямки рюкзака врезаются в плечи, Гоша идет согнувшись. Пятки Никиных кед, носок его ботинка, левая, правая, левый, правый… Если поднять голову, увидишь Никин брезентовый рюкзак, подрагивающий в такт ее шагам.

У самого Гоши – синтетический, самошвейный рюкзак, как у папы и мамы. Легкий и непромокаемый, специально, чтобы ходить в дальние походы.

Гоша вспоминает, как папа прокладывал лыжню в снегу и его рюкзак ярким пятном выделялся в белом зимнем лесу. Папа шел впереди, мама подбадривала Гошу. Теперь папа остался в городе, мамы нет с ним. Некому подбодрить, не на кого надеяться.

Разве что на себя. На себя – и на своих друзей.

Вот он и идет, как улитка, несет на себе свой домик. Палатка – самый надежный, самый верный дом! Ни квартира, где в бессильной печали остался папа с его «это все очень сложно», ни заколоченный дом, где кучкой пепла сгинул Ард Алурин, – нет, именно палатка будет теперь Гоше настоящим домом!

Он поправляет лямки. Сам рюкзак, может, и легкий, но набито в нем – мало не покажется! Хорошо еще, Гоша умеет рюкзак упаковывать: тяжелое вниз, легкое наверх, вдоль спины что-нибудь плоское, и вообще – стараться все уложить симметрично, чтобы не перекашивало на ходу.

На прошлом привале Гоша подошел к Нике, предложил: