Живые и взрослые

22
18
20
22
24
26
28
30

Они сидят на поваленном бревне, тоже покрытом зеленым ковром мха. Штаны сразу промокают – так здесь влажно. Даже костер разводили полчаса: кажется, что черная земля сочится водой.

– Странное место, – говорит Ника. – Хотя я ведь толком из города никогда не уезжала – может, поэтому мне здесь все кажется… ну, заколдованным, что ли.

– Это всегда так, на окраинах, – говорит Лёва. – Мне бабушка объясняла. Вот здесь, на Белом море, Граница тоньше, а в Срединной Азии – наоборот. Почему туда заводы во время войны эвакуировали? Да потому, что там, в пустыне, Граница существовала едва ли не до Проведения.

– Как это – до Проведения? – удивляется Ника.

– Не знаю, – отвечает Лёва, – я так понимаю, что там просто очень трудно перейти от них – к нам. Поэтому там Границу и проводить не пришлось. Это как если ты строишь забор: там, где и без забора какая-нибудь скала или глубокая река, – там и строить ничего не нужно. Как-то так.

– Понятно, – задумчиво кивает Ника.

И вот снова – пятка, носок, пятка, носок. На этот раз Гоша наступает в следы Зиночкиных резиновых сапог. Сапоги у Зиночки модные, не такие, как были у Гошиной мамы, – они чуть сужаются в щиколотках и выглядят… ну как обычный сапог, не резиновый.

На Зиночке – красная мертвая куртка. Пижонская такая. Но с другой стороны – хорошо: далеко видно. Ребята даже если отстанут, не потеряются.

У Зиночки много мертвых вещей. Вот на привале она всех угостила жевательной смолой – тоже ярко-зеленой, как та, что они когда-то жевали с Лёвой, изображая зомби и покатываясь от хохота.

Теперь Гоша знает: получилось у них так себе. Не очень похоже. Настоящие зомби – совсем другие.

Хорошо было, когда он об этом ничего не знал!

Белый, бурый, красноватый мох. Лямки рюкзака впиваются в плечи.

– Да вы не волнуйтесь, Зинаида Сергеевна, – говорит Гоша, – я с родителями сто раз в походы ходил, в картах разбираюсь – ого-го как! Через пять дней выйдем к этому озеру, все хорошо будет.

– Да, Гоша, спасибо, – отвечает Зиночка. – Конечно, через пять дней выйдем к озеру, я в этом уверена.

Только голос у нее дрожит, глаза покраснели и опухли, а на щеках – румянец.

Ничего, думает Гоша, это она только поначалу так переживает, от неожиданности. А потом все нормально будет.

Его беспокоит другое: как там Ника? Хорошо ли он уложил ее рюкзак? Не тяжело ли ей?

Она ведь совсем не умеет ходить в походы.

5

– Вот видите, Зинаида Сергеевна, все у нас прекрасно получается, – говорит Ника, – всего-то три дня осталось.

Вдвоем они сидят у костра. Кажется, огонь почти не дает света – свет словно растворяется в прозрачном северном воздухе, в белой бессонной ночи. Зато – уютное тепло, угасающий жар. Надев на палочки мокрые носки, Ника держит их над углями, словно шашлык жарит. Валит пар, скрывая лица. Ника то и дело проверяет – не загорелись ли? Пока вроде всё нормально.