Не скрипи зубами...
Кресло повалилось на пол, книги посыпались с полок, коврик взлетел с пола и обвился вокруг лампы, и холодный ветер взметнул занавески. Мадам Орлофф понизила голос, но он все еще звучал отчетливо и неожиданно грустно.
Одинокий странник в темной ночи,
Ты не останешься, ты помолчи.
Кровь и плоть друг другу нужны,
Мы живем только миг и друг другу важны. Улетай в бесконечность, в бездонную пасть, В вечном ничто обречен ты пропасть.
— Пожалуйста, прекратите! — Голос Сьюзан прорвался сквозь вой ветра, но торжествующий крик мадам Орлофф звучал гораздо громче.
— Тужься. тужься. Он выходит. Да, выходит легко — это легче, чем глаз из глазницы выдавить. Он борется за каждый дюйм, но старая Мамаша Перкинс слишком много их перевидала. Выходи, красавчик, выходи, вниз, в тот край, где черные горы сияют вековечным незатухающим пламенем, и белые черви ползут по искаженной земле, как будто обгладывая труп в жаркий полдень. Уходи. иди.
Холодный ветер стих, и теплый воздух снова заполнил комнату; повсюду лежали сброшенные со стен картины, упавшие книги, разбитая мебель. Уродливая трещина появилась на полированной поверхности стола. Сьюзан тихо плакала, Реджинальд побелел как мел и выглядел как человек, перенесший продолжительную болезнь. Мадам Ор- лофф встала, раздвинула занавески, потом с удовлетворенным видом осмотрелась по сторонам.
— Немного грязновато получилось, но, как кто- то сказал, нельзя же приготовить омлет, не разбив яиц. Боюсь, мои услуги довольно дороги, дружище. Я хочу пятьдесят фунтов за это дельце.
— Оно того стоит, — Реджинальд тоже поднялся; он еще нетвердо стоял на ногах. — Не могу вас поблагодарить как следует, мадам. Я чувствую себя
как...
— Как перышко, да? — просияла мадам Орлофф. — Огромная тяжесть упала с твоих плеч? Я понимаю, что это значит. Я вспоминаю чудного старикашку из Эпсома; к нему присосалась мерзость размером с целый дом. Мерзкая огромная тварь любила рисовый пудинг — и старику приходилось съедать по три штуки за один присест. Когда я изгнала эту штуку, старик скакал, как двухлетний малыш. Говорил, что парит как птица. Ну.
— Толстуха подхватила свою сумочку. — Нельзя заставлять шофера ждать — это будет вам стоить целое состояние.
Она ухватила Сьюзан за подбородок и подняла ее голову повыше; синие глаза налились слезами.
— Выше нос, дорогуша. Теперь все кончено. Тебе не о чем беспокоиться и не забивай этим свою милую маленькую головку.
— Может, останетесь на обед, — тихо сказала Сьюзан. — Мы не можем так просто вас отпустить.
— Спасибо за предложение, но в шесть у меня сеанс, так что оставляю вас здесь прибираться. Не стоит меня провожать. Я сама могу открыть и закрыть дверь.
У выхода мадам Орлофф обернулась:
— Советую держаться подальше от подземки в часы пик, мистер Уоррен. Это местечко — настоящая выгребная яма, там есть все, от надоедливых полтергейстов до вампиров-элементалов. Увидимся.