Глушь

Патриция, разморенная, пыталась сдержать охватившее ее возбуждение. Гул цикад заполнил голову, мягкие, покачивающие движения отдавались приятными волнами между ног и в груди. Но Эрни оставался настоящим джентльменом, хотя он не мог не заметить открывшегося соска. Патриция чувствовала, как сосок покалывает, как он набухает...

— Приехали. Десять центов за поездку.

Эрни поставил ее на ноги, и она, не осознавая, что делает, прижалась к нему, схватила за ягодицу и поцеловала. Отнюдь не дружеским поцелуем. Это был голодный, страстный, рожденный горячечным желанием поцелуй. Словно мистические сексуальные силы усыпили ее разум, оставив лишь чувства и животные импульсы.

Эрни замер, откинулся на дерево, закрылся руками — реакция, порожденная нравственным представлением о том, что давно любимая им женщина, выйдя замуж, стала недоступной. Но Патриция продолжала напирать, засунув язык ему в рот и сжав ягодицы еще сильнее. Сопротивление стало ослабевать. Она застонала, обняла Эрни за талию и прижалась своим пахом к его.

В страстном поцелуе язык Эрни проник ей в рот. Патриция даже не заметила, как расстегнула блузку и обнажила грудь. Она почти остервенело схватила его за волосы и потянула вниз.

Губы впились в набухший сосок.

— Сильнее, — единственное слово, которое Патриция сумела произнести. Она извивалась, будто в чудовищной жажде, но желание не торопилось ее покидать: оно накрывало Патрицию целиком, требуя немедленного утоления. Ее стон едва походил на человеческий. Фантазии воплощались в жизнь: уделив соскам достаточно внимания, Эрни вернулся к шее и начал слизывать остатки устричного сока с ее груди.

Патриция стонала все сильнее, до хрипоты. Схватив его крепкую руку, она поднесла ее к шортам, завела пальцы под трусики и нажала. Патриция задохнулась от яркого ощущения: его пальцы были внутри. Не колеблясь ни секунды, она коснулась его паха и ощутила упоительную твердость.

Она была готова стянуть с него штаны и повалить его на землю. Ей хотелось, чтобы он взял ее прямо здесь, в лесу, под палящими лучами солнца.

Она не знала, что делает.

Она потеряла рассудок.

Патриция осознала, когда коснулась ширинки Эрни, что еще немного — и она сожжет за собой все мосты, традиционные моногамные ценности будут преданы.

Рука застыла, полуприкрытые глаза широко распахнулись, рот открылся в немом изумлении.

«Боже мой, Боже мой! Что я делаю?» — ужаснулась Патриция.

Она рванулась назад и чуть не споткнулась о выступающий корень дерева.

Эрни смотрел на нее круглыми глазами.

— Что за черт?

— Прости, мне так жаль! — выпалила она. — Я-я-я... не могу!

Он стоял тяжело дыша, с расстегнутой ширинкой.

— Ты что, шутишь? Что, черт возьми, с тобой не так! Отмачивать такие трюки!