Когда дом зачистили, капрал Плаф сказал, что хочет пойти оценить ситуацию. На самом деле хотел сняться на память, с дешевой сигарой в зубах, поставив ногу на шею связанного мятежника. Из переговоров по радио Мэл поняла, что в доме нашли одного из фидаинов Саддама, видного баасиста, а также оружие, документы, личную информацию. Все переговоры звучали с тягучим выговором и пересыпались разными южными словечками. В 82-й дивизии все были похожи на Эминема – голубые глаза, блондинистая стрижка «ежиком» – и разговаривали, словно вышли из Университета Дьюка.
Сразу после восхода солнца, когда тени от дома вытянулись и пали на восточную сторону улицы, фидаина вывели наружу и оставили на узкой обочине вдвоем с Плафом. Жена мятежника осталась в доме; солдаты присматривали за тем, как она собирает мужу вещи в тюрьму.
Фидаин был крупный араб с тяжелыми веками и трехдневной щетиной. Ничего, кроме «Пошли на хер» по-английски, он не говорил. В подвале отряд «Дельта» обнаружил стойку с пирамидой АК-47 и стол, заваленный картами: каждая сплошь испещрена символами, цифрами, арабскими буквами. Нашли и папку с фотографиями, на которых были запечатлены американские солдаты, устанавливающие на разных дорогах пропускные пункты с колючей проволокой. В этой же папке лежал снимок, где Джордж Буш-старший, рассеянно улыбаясь, позировал вместе со Стивеном Сигалом.
Плаф опасался, что на фотографиях – места и люди, на которых мятежники планируют напасть. Раза два он уже связывался по радио с базой и возбужденно просил разведку обратить на это дело пристальное внимание. Особенно боялся за Стивена Сигала. Все во взводе Плафа хоть раз да смотрели «Над законом» – а сам Плаф уверял, что смотрел не меньше сотни раз. Когда фидаина вывели на улицу, Плаф встал над ним, начал трясти фотографией с Сигалом, орать и время от времени хлопать его снимком по башке.
– И опять пошел на хер, – отвечал фидаин.
Некоторое время Мэл все это слушала, прислонившись к двери своего грузовика и размышляя о том, когда же Плафу надоест. У нее раскалывалась голова: вивариновое похмелье. Наконец стало ясно, что Плаф так и будет орать, пока они не двинутся в обратный путь, – а этого, может, придется прождать час или дольше.
Так что она оставила Плафа разоряться на солнцепеке, а сама прошла по опрокинутым воротам и вошла в дом. В пустую прохладную кухню. Красный кафельный пол, высокие потолки, большие окна – все здесь купалось в солнечном свете. Свежие бананы в глубокой стеклянной вазе. Откуда, интересно, они достали свежие бананы? Мэл взяла один и съела в сортире – таком чистом, какого, наверное, целый год уже не видела.
Потом вышла из дома через заднюю дверь и вернулась на дорогу. По пути сунула пальцы в рот и как следует пососала. Она уже с неделю не чистила зубы и знала, что изо рта у нее несет.
Когда она вернулась на дорогу, Плаф, обмахиваясь фоткой с Сигалом, переводил дух. Баасист посмотрел на него презрительно из-под тяжелых век, фыркнул и заявил:
– Хватит болтать. Скучно. Ты никто. Ничего не скажу. Пошел на хер.
Мэл опустилась перед ним на одно колено, сунула пальцы ему под нос и сказала по-арабски:
– Узнаешь запах? Это пизда твоей жены. Я трахнула ее, как лесбиянка, и она сказала, что мои пальцы лучше твоего члена.
Баасист издал низкий придушенный рык и попытался на нее броситься, однако Плаф был наготове и врезал ему стволом своей М4 по подбородку. Треск сломанной кости прогремел, словно ружейный выстрел. Баасист упал на бок и свернулся в позе зародыша.
– У тебя челюсть сломана, – все так же, не вставая, сообщила Мэл. – Расскажи о фотографиях американских солдат, и я принесу тебе таблетку, от которой пройдет боль.
Через полчаса Мэл отправилась за обезболивающим. Баасист и рассказал, где и когда сделаны снимки, и выкашлял имя фотографа.
У задней стенки своего грузовика Мэл рылась в аптечке, когда к ее тени на бампере присоединилась тень Кармоди.
– Ты действительно это сделала? – спросил Кармоди. Он весь вспотел, и пот блестел на бледном лице в солнечных лучах каким-то нездоровым блеском. – Ну… с его женой.
– Что? Ты сдурел? Нет, конечно!
– А-а, – протянул Кармоди и судорожно сглотнул. – А мне сказали… – И остановился.
– Что тебе сказали?