Страна ночи

– Убирайся отсюда, убийца!

– Дженни, черт тебя возьми! Я ни в чем не виновата! Позови Софию!

– Чтобы ты и ее тоже убила? Как же!

Я прислонилась головой к двери и сменила тактику.

– А ты что же думаешь, я тебя через дверь убить не могу? У меня уже руки чешутся. Ну-ка, позови ее.

Несколько секунд она молчала, потом ответила:

– Ее нет дома. И я тут ни при чем, так что оставь меня в покое!

Я ей поверила. Это же Дженни, она родную мать в рабство продала бы за мятную конфетку.

Я зашагала по Седьмой авеню, прокручивая в голове события минувшей ночи и вспоминая, какие отрезки времени из нее выпали. Затем перебрала все, что произошло со дня поминок, поскребла ногтями по запечатанному черному ящику, где хранились воспоминания о той ночи, когда я вломилась в квартиру в Ред-Хуке. Того, кто напал на меня в метро, я не видела, но слышала. Не сама же с собой я боролась в темноте.

Но что, если я теряла не только время? Если во мне что-то и впрямь пошло вразнос?

Я направилась в книжный магазин, собираясь вздремнуть за прилавком до прихода Эдгара. Теперь в отеле меня преследовали не только призраки: ведь тот, кто убил Вегу, без труда попал в мой номер.

Я увидела ее, как только свернула на Салливан-стрит. В половине квартала от меня, у витрины книжного магазина. Заметив меня, она резко выпрямилась и бросилась мне навстречу, распахнув руки так, словно сама не знала, что сейчас сделает – обнимет меня или ударит.

– Так ты жива! Невозможная ты, безответственная, бессердечная паршивка!

Я уже плакала. Как только увидела ее лицо, слезы хлынули сами.

– Мама… – выдохнула я и бросилась к ней в объятия.

До этого утра я и не знала, что бывают круглосуточные бары.

Я решила, что стрекот кофемолок и болтовня в кофейне для нас обеих будут невыносимы, а на улице разговаривать не хотелось. Поэтому мы отыскали местечко без названия, со световой вывеской «Амстел» в окне, где дверь оказалась не заперта. Внутри нас встретил кислый запах пролитого пива, отстоявшийся за десятилетия, и бармен, резавший лаймы в дальнем конце, за немыслимо ободранной барной стойкой. Единственный, не считая нас, посетитель полулежал возле умолкшего музыкального автомата, не выпуская из руки бутылку.

– Рассказывай, – велела Элла.

И я начала рассказывать. Я уже до смерти устала перебирать это все в уме. Хотелось, чтобы кто-то собрал все неуклюжие детали моего неумелого расследования в цельную картину и объяснил, что они означают, или хотя бы на какое-то время снял с меня этот груз. Чтобы кто-то сказал мне, что я хорошая – по самой глубинной сути своей, что я неспособна на то, в чем меня подозревают.

Я рассказала о встрече в эзотерическом магазинчике в день выпуска, о том, как мы пили у Робина. О Ред-Хуке, о кровавом ожерелье. Рассказала и об убийствах. Вкратце, без подробностей. Труднее стало избегать пугающих деталей, когда я добралась в своем рассказе до остановившегося вагона метро. Элла сидела, вцепившись пальцами в край стола, и пожирала меня взглядом, а когда я умолкала, делала нетерпеливый жест: продолжай, мол.