– Издеваетесь? Мне нужна схема целиком. Це-ли-ком, понимаете? Какой прок с обрывка?
Вадиму нечего было ответить. Разозленный орденоносец сгорбился над столом, стал черкать пером в приказах.
– По законам военного времени, за ваше недостойное поведение я должен отдать вас под трибунал. И вас приговорят к расстрелу. Это будет справедливой карой. – Уничтожающий взгляд на окостеневшего Вадима. – Но я помню, по чьему ходатайству вы поступили к нам на службу. Из уважения к профессору Диканю… и к вашей молодости… вы будете разжалованы в рядовые и отправлены на фронт, в самую горячую точку.
Генерал подошел к висящей на стене географической карте. Европа на ней была исполосована красными и черными стрелочками. В некоторых местах они свивались в комки, как дождевые черви в банке у рыбака. Генерал ткнул карандашным грифелем в один из таких комков.
– Вот. Крепость Осовец, там сейчас самый ад. Вероятность выжить крайне низкая, но хотя бы искупите кровью свое бесчестье…
Засим мертвоголовый, тренькая орденами, подошел к Вадиму, схватился за его погоны и с видимым удовольствием сорвал их с плеч. Затрещали раздираемые нитки, и треск их все длился и длился, не прекращаясь, хотя погоны были уже отделены и брошены на стол двумя жалкими лоскутками. Вадиму они напомнили оторванные птичьи крылья. И как же теперь жить, бескрылому и поруганному?
Вадим – тот, восемнадцатилетний, – так расстроился, что всхлипнул совсем по-детски. Глаза предательски защипало, он стал тереть их и – очнулся уже Вадимом зрелым, простершимся на оленьей шкуре в саамской веже.
А треск все не прекращался. И уж, конечно, трещали не нитки. Вадим, очумелый после забытья, кое-как сфокусировал взгляд на чем-то или на ком-то, лежащем у очага. Нойд! Чальм, вконец изнуренный камланием, пребывал в прострации, разметавшись столь близко к костру, что огонь перекинулся на его длинные перепутанные волосы. Они и трещали, обгорая. Вадим поскорее оттащил старика к выходу, насыпал на тлеющую гриву пару горстей снега. Нойд зазяб, кожа его стала бугорчатой, как у дивовидного пресмыкающегося, но из астрала он не вышел, продолжал блуждать где-то в сельвах нездешнего мира.
Вадим поднял его на руки, старик оказался легким, как отрок. Перенес его на меховую подстилку, уложил, прикрыл шубой. Было ясно, что новый вояж в прошлое сегодня не состоится. Прискорбно, но что поделать! Вадим подкинул в очаг лапника, надел шинель, обулся и вышел из вежи, чтобы поискать Аннеке.
Она обнаружилась поблизости – обламывала с деревьев сухие ветки, заготавливала впрок горючий материал. Вадим подошел к ней, она бросила работу, закидала его вопросами: как он себя чувствует? Удалось ли что-нибудь вспомнить? Что делал дед и не повредило ли ему общение с духами? Последнее волновало ее больше всего прочего.
– Дедушка слабый, а духи много сил отнимать. Он каждый раз, когда поговорить с ними, три дня больной лежать, никуда не ходить…
Вадим не стал скрывать, что старик без сознания, но, кажется, жив. Про свои реминисценции умолчал, их еще самому не мешало бы осмыслить. Зато ухватился за фразу про «три дня больной лежать». Это значило, что в ближайшие несколько суток контроль Чальма над стойбищем ослабнет. Не использовать ли случай для достижения давно задуманной цели?
Вадим напомнил Аннеке, что она обещала познакомить его с охотником Аскольдом. Тот – вот удача – был в стойбище, недавно явился с промысла, отдыхал, попивая настоянный на морошке спирт.
– А зачем тебе Аскольд? – спросила Аннеке недоверчиво.
Вадим не стал ловчить, сказал напрямоту:
– Р-расспросить его хочу. Про Черного Человека.
Аннеке восторга по данному поводу не испытала:
– Худо ты затеять. Черный Человек смерть нести. А я не хотеть, чтобы ты умирать.
– Я тоже не хотеть, – чистосердечно признался Вадим. – Зато я хотеть, чтобы вы избавились от напасти.
– Напасть? – Аннеке услышала новое слово, заинтересовалась. – Что такое напасть?
ebooksa