Я сказала ей, что лучше работаю самостоятельно. А еще в тот момент мне удалось крепко ухватиться за нить будущей работы, и я хотела сосредоточиться на ней. А Мастерская только сбивала и отвлекала. Уводила в сторону. В общем, плела всевозможную чушь, на которую Фоско, надо отдать ей должное, не купилась ни на секунду.
Она улыбалась мне, ее кафтан мерцал и переливался. Я видела, как цветет ее эго на этой благодатной почве, и поняла, что нужно менять тактику.
Она сказала, что разберется и подумает, что можно с этим сделать. Но в итоге, «после взвешенных и долгих раздумий», решила, что я все же должна продолжать посещать Мастерскую. Даже произнесла речь во время следующего занятия о том, как обширен и глубок ее учительский и писательский опыт. Ей приятно думать, что он объединяет людей. И все время ковыряла взглядом меня, мол,
И зайки все время переводили взгляд с нее на меня. Готова поклясться, они прекрасно знали, о чем идет речь. А я хотела умереть на месте. Провалиться сквозь землю. И все время смотрела на ее руки, лежащие поверх написанных от руки лекций тридцатилетней давности, на ее накидку на плечах, на сухой лед, который, в моем воображении, с тех пор всегда курится вокруг ее самовлюбленной персоны. Кстати, именно в тот день и появилось на свет ее прозвище – Фоско.
Но теперь, понятное дело, выпускной год, и с Мастерской покончено. Можно просто соврать и сказать, что все в порядке.
– О, теперь все наладилось. Теперь мы все одна большая и счастливая семья, – улыбаюсь я. – Честно говоря, в последнее время я много практиковалась с разными способами самовыражения.
Ее личико складывается в «Ах».
– Ну что ж, Уоррен – это самое подходящее место для подобных экспериментов. Все наши воспитанники проделывают над собой глубокую личностную работу.
К ней подходит высокий широкоплечий парень в униформе официанта и наклоняется налить ей еще вина. Смотрит на меня голубыми глазами Кена и улыбается отвисшими губами.
– Что-то не так, Саманта?
Ее обеспокоенное лицо. Его лицо, ухмыляющееся, хитрое.
– Да.
– Да? Что не так?