Голоса из подвала,

22
18
20
22
24
26
28
30

– Я помню, Петров. Ты говорил. Бабка даже квартиру эту тебе завещала, потому что любила очень, а своих детей и внуков у нее не было.

– Не совсем. Мать рассказывала, что вроде был у тетки сын, но заболел и умер еще мальцом, до моего рождения, – в те времена лекарств некоторых еще не изобрели, так что такое порой случалось… Но, в общем, все верно – больше детишек ей Бог не дал, так что ко мне тетка относилась как к родному.

Женька заправил катушку в держатель, который в свой черед закрепил в узкой щели на верхней крышке фильмоскопа. Мысленно Оля подивилась, как четко, уверенно и быстро действует муж. Будто всю жизнь тренировался со всякими этими, как их, диаскопами…

– Так, шторы надо задернуть, – суетился он, бегая из угла в угол. – Сейчас-сейчас… Оль, ты слушаешь?

– Угу, – кивнула она, и Женька продолжил:

– Мы с родителями жили тут рядом, в паре кварталов, а мать с отцом вечно пахали с утра до ночи. Плюс командировки, сверхурочные… Ну и, конечно, меня регулярно сдавали тетке. На самом деле они делали это так часто, что я даже не знаю, где большую часть детства провел: дома или здесь, в этой вот квартирке.

Последний узкий луч лизнул плавающую в спертом воздухе пыль и, подавившись, пропал – Женька закончил со шторами. Комната, и без того не очень светлая, окончательно погрузилась во мглу.

– И практически каждый вечер мы с теткой смотрели диафильмы на этом вот проекторе. У нее была большая подборка – уж не знаю, где она все доставала. А я их просто обожал, как… ну, как сейчас, наверное, дети любят комиксы. Представляешь – прямо-таки фанател!

– От учебных фильмов для школы? – удивилась Оля.

– Да нет же.

Женька – белеющая во мраке футболка с короткими рукавами и такое же бледное лицо – переместился обратно к проектору. Щелкнул переключателем, и в прорези решетки затеплился желтый огонек. Через секунду Оля услышала электрическое гудение, а на стене, напротив дивана, неожиданно обозначилось мерцающее пятно размерами где-то метр на метр.

– Так, резкость выставим… Готово! Вот, смотри.

Стену раскрасила композиция из кособоких прямоугольников разного цвета. Женька сунулся, задел луч проектора – гигантская тень взмыла до самого потолка. Вспотевшая ладонь накрыла Олины пальцы, прижала их к ребристому колесу.

– Это как слайды, только вместо самих слайдов – пленка, – тихо сказал Женька, помогая ей прокрутить колесико.

Кадр сменился. На стене появилась надпись: «Студия диаФильм», где буква «Ф» была выполнена в виде рисунка – вертикальная перекладина внизу загибалась и немного напоминала киноленту, а раскрашенные радугой полукружия выглядели как крылья бабочки.

– Вот так… да… Попробуй сама, – шепнул Женька. Если бы не мерцающий луч проектора и меняющиеся на стене перед ними изображения, Оля могла бы подумать, что муж возбужден и не прочь заняться любовью.

У нее получилось слишком резко – мелькнул один смазанный кадр, другой, на стене застряло сразу два «слайда», по половине от каждого. На верхнем виднелось окончание надписи: «…По английской сказке в пересказе Сергея Михалкова, художник Б. Степанцев». А на нижнем – поросята, спешащие куда-то по своим поросячьим делам. Все трое одеты как люди: один, в великоватой для него клетчатой кепке, тащил на плече рыболовные удочки, другой был в берете моряка и нес сачок, а от третьего, самого маленького, в кадр попала лишь улыбающаяся голова в съехавшей с розового уха детской шапочке.

– «Жили на свете три поросенка, три брата…» – восторженно продекламировал Женька. – Как видишь, были диафильмы и со сказками, не только учебные. Тетка показывала мне их, когда я еще толком читать не умел. Читала она, вслух, каждый вечер, и это стало нашей традицией, чем-то вроде семейного ритуала. Даже когда я уже сам пошел в школу, все равно, бывая у тетки в гостях, сидел вот так же, как ты сейчас, на этом же диване, смотрел диафильмы и слушал ее голос…

– Петров, это все очень интересно, но тебе не кажется…

– Дальше, дальше давай! – нетерпеливо перебил он.