– Твой Христос?
– Да, мой Христос, ибо говорит моим голосом. Только ты напрасно стараешься уловить меня и найти себе оправдание: мол, это слова Ивана, а не Христа. Ибо ты – вот передо мной! – наглядная и убедительнейшая правота моих слов. Ты – революционер, руководитель пятерки, на заседании которой было решено бесповоротно порвать с верой и пользоваться ею только в качестве прикрытия в конспиративных целях…
Алеша опустил голову.
– Но это еще не все, брат мой революционный. Слушай дальше. Христос говорит:
«Отец, но ведь произошло и еще худшее. Люди разочаровались во мне не только как в Боге, но и как в Истине. То, что я был Твоим единородным Сыном и Богом, с самого начала у многих людей вызывало сомнение. Отправив Меня на крест и добившись смерти, они только их подтвердили и укрепили. Но ведь они усомнились и в Истине. «Я есмь Путь, и Истина, и Жизнь» – это Я говорил им. Но что они увидели? Если этот Путь ведет ко кресту, на котором умирает Жизнь – то какая же это Истина? Истина крестной смерти как пути получения вечной жизни не могла уместиться в их умах. Она слишком жестока, страшна и безумна. И тогда они усомнились в истине и стали искать ее вне христианства. Сначала пришла наука, которая дала, как им казалось, на все простые и ясные ответы. А затем пришел и атеизм, который увенчал науку своей простой материалистической короной: нет Бога, нет души, нет вечной жизни – есть вечная, бесконечно протяженная и бесконечно эволюционирующая материя».
– И люди как ее порождение, – снова подняв глаза, продолжил Алеша.
– Да и люди, как ее порождение, – повторил Иван. – И знаю, что ты хочешь дальше этим сказать. Что раз люди – венец эволюции, то жить они должны достойно и справедливо. Но они живут недостойно и несправедливо. Если бы был Бог, то можно было бы взывать к Нему. Но раз Бога нет, то дело мировой несправедливости надо брать в свои революционные руки – и сделать то, что должен был сделать, если бы Он существовал Бог. Я все правильно процитировал?
Алеша вновь поднял глаза на Ивана, и в них проступили смятение и тревога. Странно, но и в глазах Ивана тоже ясно читалась та же тревога, только словно более глубоко затаенная.
– Да, Алешка, это «Мысли для себя». Твоя жизнь словно и совершилась как по писанному. Как по писанному в них… Я когда-нибудь тебе открою небольшую тайну по поводу… (Тут Иван как-то судорожно вздохнул.) По поводу «Мыслей»… Но я еще не закончил свою легенду. Ты не устал еще?
– Продолжай, пожалуйста.
– Я уже скоро закончу. А ведь, знаешь, что-то в этом есть… Не думал, что буду тебе рассказывать вот так, в тюрьме, в камере, при свете этой надзирательской лампы… Но в этом и правда что-то есть… А Христос говорит дальше:
«И, наконец, самое худшее. Да, и сокращение Твоей власти на земле, и потеря доверия к Божьему промыслу, и отсутствие славы Тебе – это еще не самое худшее. Худшее – это дискредитация Любви. Божественной Любви, Любви как Божьего воплощения. Я воплощал в Себе Твою Любовь, и Ты посылаешь Меня к людям, уже отрекшимся от Твоей любви многими своими поколениями. Зачем?.. Чтобы окончательно убедиться в неисправимости людей? Но неужели до этого не было достаточно доказательств? И не слишком ли страшна цена этой последней попытки? Ведь людям не любовь нужна, не любовь как самопожертвование и жизнь для того, кого ты любишь. Не это им нужно. Они и не поняли, что суть любви – это жертва беззаветного служения. Они поняли любовь как животную страсть и животную сласть. Они подменили любовь сластолюбием. И именно животное сластолюбие назвали любовью. И только смеялись, когда Я говорил, что высшая степень любви – это смерть за того, кого ты любишь. Для них высшая степень любви – это высшая степень наслаждения, которое ты можешь получить от того, кого ты любишь. Не давать, а брать. Так произошла первая подмена. Животное совокупление стало именоваться любовью, и наслаждение стало ее целью. В сластолюбии – они соединили любовь со сластью и даже не усомнились в чудовищном опошлении любви от такого соединения. Мало того, любовь у них стала маской, прикрытием и других их эгоистических страстей. Жажда власти над людьми, стремление господствовать над ними стало называться властолюбием. Они не побоялись очернить любовь, соединив ее с жаждой господства и тем еще раз ее дискредитировав, как и тогда, когда они соединили любовь с наслаждением животной страстью. Но на этом они не остановились. Они пошли дальше и соединили любовь с тщеславием, со стремлением к известности и человеческой славе. Они не побоялись еще раз опошлись любовь с новом сочетании несочетаемых слов – славолюбие. Теперь и эта гнусная людская страсть получила наименование любви. То есть любовь стала для людей просто маской, просто прикрытием их гнусностей. Следующим шагом стало соединение любви с жадностью, с одной из самых кровавых человеческих страстей, принесшей столько горя и пролившей столько крови. Так любовь была еще раз обесчещена и дискредитирована в так называемом сребролюбии. Это ж до какой степени ослепления и безумства надо было дойти, чтобы страсть, из-за которой Меня продал Иуда и Я оказался на кресте, тоже соединить с любовью. Я, истинная Любовь, висел на кресте, истекая кровью под звон серебренников, которыми удовлетворил свою жадность Иуда, жадность, что получила еще одно наименование любви в сребролюбии. И наконец люди дошли до логического конца в дискредитации любви, в ее опошлении и извращении. Фактически они вывернули ее наизнанку. Они взяли и провозгласили свой природный животный эгоизм тоже любовью. Так родилось самое главное извращение любви – самолюбие. Все – любить больше никого не нужно, нужно любить самого себя. И только. Это уже полной отрицание настоящей любви. Это движение в абсолютно противоположном направлении. Это дьявольская насмешка над любовью. Но это произошло. Эгоизм стал любовью. Квинтэссенция всех человеческих страстей провозглашена целью существования и способом самореализации. Идеалом стал человек как воронка, которая засасывает в бездонную дыру своих растущих желаний и потребностей все новые и новые предметы, силы, таланты, эмоции, чувства, желания, знания да и, в конце концов, жизни других людей. Все – точка поставлена. Любовь дискредитирована полностью. Она перевернута с ног на голову. Большего издевательства и придумать просто невозможно – его и нет в природе, в природе человеческих извращений. Они дошли до своей высшей стадии и слились с дьявольской инспирацией. Любовь стала антилюбовью, но никто так и не заметил и не разглядел подмены. Так и произойдет в конце времен, когда Меня подменят антихристом, и это время уже близко, при дверях».
Иван, наконец, остановился после долгого говорения и с трудом перевел дух.
– Это все? – спросил тоже взволнованно дышащий Алеша.
– Да это конец.
– Конец легенды?
– Нет, конец любви.
Иван как-то пристально и глубоко взглянул на Алешу. Того словно что-то подзуживало и не давало успокоиться:
– Я думал, конец…
Но Иван вдруг перебил брата: