– Не любви, а цене любви… Только собственное страдание научает состраданию – ни что иное. А смерть вообще открывает глаза на истинную цену жертвы.. После нее спадают все покрывала и становится явной невероятная трагедия, являющаяся сутью жизни любого существа в этом мире. В том числе дьяволоподобных существа и самого дьявола, если хочешь. И страшная истина – что они-то и страдают больше всех и обречены в виду нераскаянности на еще большие страдания, а значит, и сами достойны сострадания.
– Слуги дьявола достойны сострадания?.. Гм, Иван, это новое слово… Я думаю, тебе бы поаплодировал сам великий инквизитор.
– А ты думаешь, они недостойны? Ты думаешь они недостойны даже не сострадания, а любви? Да-да, той самой единственной неумаляемой ничем божественной любви, которой пользуется любая созданная Богом тварь уже в силу своего творения. Той любви, которой никто и ничто не может умалить, никто и ничто не может лишить и никто и ничто не может лишиться, что бы кто ни сделал, как бы не отпадал от Бога и как бы не служил по своим заблуждениям дьяволу.
– Слуг дьявола надо уничтожать, Иван.
– Слуг дьявола надо любить, Алеша…
В этот момент показалось, что наступила некая вершина спора, кульминация, которая непременно должна чем-то разрешиться. Алеша даже замер на полуслове, приоткрыв рот, словно бы оттуда готовы были вырваться какие-то «последние» слова. Но неожиданно, может быть, и для него самого, оттуда вышло словно бы совсем другое:
– А сам показал пример, как нужно с ними расправляться, убив несчастного таракана…
И это правда самым неожиданным образом разрядило дошедший до кульминационной точки спор. Иван сначала затрясся в беззвучном смехе, потом этот смех прорвался наружу, и вот уже он весь рассмеялся своим чуть надтреснутым и подвизгивающим хохотом, в котором однако с самого начала опять звенела какая-то надрывная тоскливая струнка:
– Убил, убил ты меня… Ха-ха!.. Ох, убил… Поймал… Поймал на несоответствии слов и дел. И ведь в самое больное место мое угодил… И сам наверно не ожидая… О-ха-ха!.. Да, так, Алешка, так… Рази меня и дальше, но и щади тоже… Я же тоже всего лишь слабенький человечишко…
Алеша тоже заулыбался, но одними губами, около глаз по-прежнему подрагивала собранная в складки кожа. Впрочем, тереть переносицу (что давно стало у него признаком сильного напряжения) перестал.
V
легенда о Христе и Боге
– Слушай, Алешка, раз уж пошла у нас с такой такая конверсенция, и минутка такая редкая выдалась… – через некоторое время, будто бы внезапно получив новый импульс, заговорил Иван. – Вот не думал, что когда-нибудь скажу тебе вновь об этом… В общем, суди сам. Есть у меня продолжение моего инквизитора… Поэмы моей дурацкой, оказывается, так глубоко тебя задевшей. Веришь ли, я ее все эти тринадцать лет обдумывал и до сих пор обдумываю?..
– Ты знаешь, я ведь предчувствовал тоже что-то такое. Не мог ты так взять и оставить все в той неопределенности.
– И ведь только сейчас, после твоего таракана пришло мне рассказать тебе… И странно, причем тут таракан?.. Впрочем, кажется, и таракана понимаю… В общем, пришло – хочу рассказать. Выслушаешь?
– Ты же выслушал недавно меня.
– Да-да, твою притчу о младшем брате… Вот судьба наша странная – потчевать друг друга притчами и легендами. Не можем почему-то говорить напрямую. Помнишь, и Христос говорил ученикам, что к народу Он обращается с притчами, потому что они напрямую Его слов уразуметь не могут?.. «Ибо огрубело сердце их…» А – Алешка?.. Может, и с нами что-то подобное?
– Может быть и так…
– Ну ладно – так, значит, так… Только это уже у меня не инквизитор. Он – все, в прошлом. Правильно ты сказал – в этом сентиментальном романтическом прошлом… Людей больше уже не будет. И теперь Христос возвращается к Богу после посещения земли. Назовем мое продолжение так – «Легенда о Христе и Боге».
Иван два раза глубоко вздохнул, словно собираясь с духом. За решетчатым окошком уже стемнело. Темные тени сгустились и в камере, только резче оттеняемые кругом света, словно растекшимся из-под лампы.
ebooksa