Агасфер встретил гостью, в ожидании которой вечерами сидел и перекладывал эти вилки, ложки, салфетки, представляя, как они будут общаться, изолированные от мертвого мира. И вот этот день наступил. С его приходом и первыми впечатлениями, Агасферу захотелось узнать во всех подробностях о том, в чем его принуждают участвовать. Это было обыкновенным человеческим желанием.
***
А сейчас завтрак. Гостья действительно стояла в проеме двери, спрятав косу под халат, застегнувшись по самую шею, однако рубцы удушения были видны еще ярче, чем вчера, возможно из-за белизны халата. Он приблизился к ней, она отступила на два шага. Агасфер, опять же, жестом позвал в ее комнату, открыл зеркальную дверцу шкафа и показал разнообразную приготовленную для нее одежду. Показал и опять ушел на кухню. Она сразу же вернулась в том же обличии. Было видно, что кинжал она пытается скрытно придерживать под халатом. За весь этот отрезок времени не было сказано ни слова. Она села за стол и положила на него свои маленькие ладошки. Почти все ногти на пальцах были частично стерты, частично подорваны. Создавалось ощущение, что она ими непрерывно оборонялась. Пальцы были сильно воспалены и при любом прикосновении приносили острую боль. Вот с них и придется начать, подумал Агасфер, ставя перед ней тарелку с простеньким, но человеческим завтраком. Потом сам сел и бодро, но не громко сказал:
– Ну что, будем знакомиться? Меня зовут Агасфер, и я – твой доктор.
Она чуть вздрогнула от его голоса, и необычно красивым тембром выдала целое предложение:
– Меня везде по-разному называли, и какое из этих имен настоящее, я не знаю.
Она, наконец, подняла на него глаза, они были василькового цвета, очень живые, но, как и все тело, воспаленные.
– Настоящее твое имя – Николь, оно означает «свет». А теперь мы завтракаем, – сказал Агасфер и принялся чистить яйцо. Гостья последовала его примеру, но яйцо ей не давалось почти: любое прикосновение к кончикам пальцев приносило острую боль. Агасфер очистил свое и подал ей, забрав ее яйцо. Она ела, откусывая маленькими кусочками. Мужчина потряс на ее яйцо из солонки и подумал, что работы будет много. Она ела, но очень вяло, сыр ей явно понравился. Девочка попросила чай и пару раз откусила от печенья, без сомнения у нее была температура. Агасфер принес градусник, и она без колебаний пристроила его под халат. У него это вызвало вздох облегчения: значит, ей отшибли не всю память. Через пять минут он попросил градусник, ртуть показывала тридцать девять градусов. Сколько времени она держалась, никто не знал. Девочка и сама понимала, что надо принимать какие-то меры, потому без возражения пошла в свою комнату и легла в постель, прикрывшись одеялом. Ее вопрос догнал Агасфера уже у двери в свою комнату, куда он направился делать приготовления к процедурам.
– А я теперь всегда буду Николь, или меня так только сейчас будут звать?
Он не ответил. При виде шприца она по-детски сжалась, но, перевернувшись на живот, чуть заголилась. Уколов было три и, как ему известно, все болезненные, но она даже не выдохнула горько. Какой же вообще к ней применим порог боли? Потом он ее попросил сесть, подложив под спину подушку, и принес ванночку с заживляющими настойками. Так она и сидела, маленькая птичка, опустив в ту жидкость лапки. Потом он из десяти пальцев на руках шесть перебинтовал, наложив мази. Она засыпала, начали действовать уколы и целая жменя таблеток. Сон должен был продлиться не менее пяти часов. Агасфер за это время собирался успеть приготовить обед, надеясь, что с пробуждением у нее будет аппетит получше. Все препараты были из последних достижений в фармакологии. Было ясно, что она истощена, и главные лекарства для нее – питание и сон. Начнет оживать – он будет с ней разговаривать, доискиваться души человеческой, но она явно будет спрашивать, зачем она здесь и какое у нее предназначение.
Когда он вышел из квартиры, волков у дома не было, явно им какой-то заградительный знак был выставлен. Он сел в такси и поехал по адресу любимых апартаментов своего бывшего подопечного. Там дверь была не заперта, вонь и крики перемешались и плотным слоем накрыли его. Из комнаты встречать его вышла Петровна̀, она же Салтыкова Дарья Николаевна, бывшая столбовая дворянка, которая сейчас отстирывала говно с простыней. А могилка-то ее на кладбище Донского монастыря.
***
Куриный супчик из концентратов получился ароматный и наваристый. Четыре котлетки на пару, присыпанные сушеной зеленью, тоже наполняли воздух ароматами. Литр киселя из розовых кубиков, сладкий и горячий, был последним мазком на том мольберте. Николь встала тихо и пришла на кухню уже переодетая в голубые джинсы и белую блузку, волосы рыжей бомбой лежали на затылке и плечах, и, вкупе с забинтованными пальцами, она выглядела как-то мультяшно и празднично. Кинжала на этот раз не было. Под одеялом спрятала. Ей, похоже, стало лучше: по крайней мере, температуру сбили одним ударом, который надо было, конечно, повторять еще и еще. Ложка в ее забинтованных пальцах выглядела потешно, но суп она поела, потом пол котлетки, но кисель выпила весь. Агасфер, глядя на все это, испытывал давно забытое, щекочущее ноздри, чувство радости, одновременно юношеское и отцовское. Он не спешил предаваться разговорам, да и она тоже больше не повторяла оставленного без ответа вопроса.
Теперь – парить ноги, пальчики на них, к счастью не сломаны, но кровоточили. В двух местах на левой ступне были гнойные образования вокруг огромных заноз. Их надо удалять. Было ясно, что девочка понимала свои проблемы и не пыталась противиться. Когда он сел на колени, взял в руку ее левую ступню и приготовил скальпель, она не отпрянула и никак не возразила. Занозы были извлечены, они выглядели как шипы какого-то диковинного растения из неизвестных земель. Обработав раны и втерев заживляющие мази, он забинтовал ступни, и на левую подвывихнутую лодыжку наложил тугую повязку. Она терпела, даже не ерзала и не вздыхала. Потом, отвернувшись от него, сняла с себя одежду, оставшись в одних маленьких беленьких трусиках, тоже из его, Агасфера, приобретений, и легла на живот, приготовившись к уколам. Зрелище было ужасное: спина и бедра были исполосованы то ли плетями, то ли когтями, что усугубилось той самой грязной хламидой и укусами паразитов. Самые воспаленные места он тщательно обработал, потом промазал всю спину мазями. Ребра девочки можно было пересчитать с закрытыми глазами. Потом он сделал ей уколы и скормил горсть таблеток, принес халатик и вышел, а когда вернулся с кружкой горячего киселя, Николь сидела, подперев спину подушками. Она опять выхлебала горячий кисель и начала склоняться ко сну под действием таблеток, которые были с легким снотворным. Спереди он ее еще не видел, но сзади здоровьем она не блистала. Криминалисты такую картинку всегда квалифицируют как следы садистского принуждения.
Конечно, вживлять ей эмбрион будут не профессора – обитатели Ада, хоть и могли бы, конечно, но это противоречило бы общей доктрине. Нужны были живые люди, и не один, а, как минимум, три. Агасфер знал, что их притянут сюда на несколько часов из живого мира, но для них все с ними происходящее будет только сном, который быстро забудется, как забывается каждодневная, обычная для них работа. Та, что они на коммерческой основе сотворяют каждый день, и делают это не только из-за женской бесплодности, но и по причине гомосексуальности заказчиков. Коммерциализация деторождения бодро шагала по миру, и потому вытащить тех спецов-бизнесменов было несложно. Трудно было обустроить им привычное рабочее место и все употребляемые для этого инструменты и препараты. Мертвецы-снабженцы сейчас только этим и занимались. Те живые, кто будут оперировать, по щелчку выключателя окажутся в своих постельках, а оборудование и прочее останется тут навсегда и, верно, с какой-нибудь надобностью будет служить там, где лепят из ежедневных урожаев спермы чудовищ, которые восславят Антихриста и призовут царствовать на земле.
***
Без посредника – никак, а тот мешал, в первую очередь, тем, что знал истинную сумму по договору с заказчиками, с того и требовал свою долю. Анестезиолог и сестра были в неведении об истинной стоимости заказов, поэтому с ними можно было рассчитаться по своему разумению. Сам он уже давно и не без приличной рекламы и хайпа стал известным специалистом в области суррогатного детопроизводства. Самые жирные заказы приходили с той стороны, с которой у него давно сложились понятные во всем отношения. Это были гомосексуальные пары, которые вылезли напоказ со своими построениями современной семьи. Таких становилось все больше с каждым годом. Мало того, что они хорошо платили, у них всегда были свои суррогатные матери со всеми рекомендациями и анализами. Все юридические вопросы и оформление всех прав на родившегося они закрывали всегда без проблем. Были, конечно, и бесплодные обычные семейные пары, но тех надо было отсортировывать, ибо у них часто ничего не было, кроме желания обзавестись ребенком, в том числе и денег не бывало по озвученному тарифу. Всеми этими вопросами и занимался посредник. Вот ему, доктору, уже и не хотелось быть врачом, а стать таким посредником – профессионалом от медицины. Ни работы, ни ответственности, только деньги собирай и дели. Пока приходилось работать руками, но все же будущее свое в таком перспективном бизнесе он видел в роли посредника-переговорщика и первых рук в получении денег.
Анестезиологу же было наплевать на перспективы, он пил. Однако в работе преуспевал, умея принимать решения и не боясь риска в сложных ситуациях. Пить начал после того, как свою жену – преподавательницу кафедры общей гигиены, увидел без трусов, стоящую раком. У ее жопы пыхтел качок-второкурсник все того же родного медицинского вуза. Жену он не бросил, а сама она никуда не ушла, семейная жизнь двух медиков продолжалась. Правда, он как-то пристрастился к виски, а домой стал приходить, когда хотел, мог и вообще не приходить. При всем этом он работу делал и старался по утрам унять дрожь в руках всеми известными врачам способами. Он реально понимал, что его, при таких делах, держат, может даже и не из-за профессиональных навыков, а из-за того, что у него не бывает претензий по оплате своего труда. Сколько дадут – на пропой все равно хватит.
Третьим фигурантом в этой компании была медсестра – пятикурсница того же медвуза. Если она была не очень и красивая, то весьма влюбчивая и романтическая натура. Ей все время хотелось внимания, от кого бы оно ни исходило. Это был и пьяный сокурсник на природе, которого из палатки выгнала его девушка по причине «нажратости». Он залез к нашей героине в спальник, а чуть придя в себя, убежал в панике быть изобличенным. Она же, после, у костра читала Ахматову и возводила к небу глаза. Дежурный электрик из ЖЭО тоже подходил на роль героя романтических грез. Он всегда приходил снимать показания счетчиков в одно и то же время, и всегда ее заставал с оголенными ляжками и на каблуках. Однажды он остался выпить стакан холодной минеральной воды, но уже вечером заявилась его толстая жена и известила, что у электрика двое ребятишек, и он сам во всем признался и покаялся. Еще был таксист – извращенец и плут. А после бытовой пьянки без повода и праздника появилась и родственница соседки. В той медицине она себя не видела, все ее взгляды были обращены, в соответствии с ее романтической натурой, в пластическую хирургию и косметологию. Красота, хоть и ненастоящая, всегда была большой силой.
Вот такие страсти среди живых. Именно этой компании и готовили командировку мертвые. Во сне придется послужить бесплатно, но с большим усердием.
ebooksa