Киннамон сняла чайник с плиты и подошла к столу.
– Выбирайте чай, – скомандовала она. – Отказ не принимается. В такое ненастье горячий чай – то что надо, чтобы согреть косточки.
Возражать было бесполезно, поэтому братья выбрали по пакетику обычного чая, открыли их и положили в кружки, чтобы Киннамон могла плеснуть в них кипятка. Наполнив кружки, она поставила чайник на холодную конфорку, уселась по другую сторону стола и некоторое время молча макала чайный пакетик в кружку. Наконец она сказала:
– Полагаю, мальчики, вы зашли что-то мне показать?
Братья переглянулись, и Сэм, откашлявшись, вынул из кармана нашивку.
– Да, – сказал он. – Вот это.
Нашивка, проскользив по столешнице, остановилась около Киннамон, но та не попыталась поднять ее, только прищурилась.
– Почему вы решили, что это принадлежит нужному человеку? – Она зажмурилась, словно от внезапной боли, и добавила: – Не то чтобы есть ненужные люди. В смысле…
– Мы поняли, – перебил Сэм. – Все важны.
Киннамон кивнула, угрюмо глядя на медленно темнеющую жидкость в кружке.
– Должно быть, вам тяжело, – сказал Дин спустя мгновение. – Заглядывать людям в головы, иногда в худшие моменты их жизни… – он осекся.
Киннамон вздохнула.
– Именно, – согласилась она. – Люди думают, что здорово читать мысли, знать, о чем думают другие, но они забывают, что есть и плохая сторона. И я даже не говорю о всяких пикантных мыслишках и ночных непотребствах. С этим по большей части легко… Я просто не обращаю на эти мысли внимания, отталкиваю их, если, конечно, с ними не мешается что-то похуже. Проблема в том, что во всякой душе есть тьма. Вина, злость, зависть. И знать это, ощущать это очень изнурительно. Как будто подобные мысли вытягивают из меня крупицу жизни. И это при условии, что речь не идет о… худшем.
Сэм впился в нее взглядом.
– О смерти? Вы и после нее что-то видите?
– Боже, надеюсь, что нет, – категорично отозвалась Киннамон. – Поскольку все, что мне удалось мельком увидеть, очень плохо.
Сэм взглянул на брата. Тот, кажется, хотел что-то сказать, но, увидев предупреждающий взгляд Сэма, промолчал и запихнул в рот остатки третьего печеньица.
Киннамон вздохнула, и только теперь братья поняли, как она, должно быть, от всего этого устала, хотя в том, что это, предстояло еще разобраться. Сколько лет она подозревает, что с исчезновениями что-то нечисто, и гадает, следует ли ей – и вообще способна ли она – сделать что-то, чтобы остановить их? С другой стороны, вероятно, она ощущает лишь беспомощность, обладая умением, в которое никто в так называемом реальном мире даже и не верит. Сколько бы она ни помогала в прошлом, Сэм и Дин не могли себе представить, чтобы шериф Томпсон принял ее предложение помочь, – он бы посмеялся и прогнал ее, велев не совать нос в дела управления. И это было бы самым приятным, на что шериф способен. После этого он бы сказал ей – очень вежливо, несомненно, – прекратить мешать расследованиям.
Киннамон сжала губы, из-за чего стала выглядеть еще более усталой. Ее одежда снова была в горошек: к джинсам прилагалась ярко-зеленая блуза, а на шее был повязан все тот же фиолетовый платок в белую точку. Сочетание зеленого и фиолетового казалось неудачным: на этом фоне ее бледное лицо выглядело землистым и худым почти до прозрачности. Тонкие вены бежали от подбородка вверх – нечеткие красноватые, зеленоватые и багряные линии.
– Давайте просто расслабимся на пару секунд, – Сэм подхватил нашивку и снова сунул в карман. – Попьем чаю, поедим печенье. – Он подцепил печеньице и надкусил. – Удивительно вкусно. – И добавил, взглянув на Дина: – Вон у него спросите. Он у нас ценитель выпечки.
ebooksa