Когда нас собрали на дворцовом крыльце, она сама мне это предложила, и я с радостью согласилась. К тому же с нами напросилась еще и Тэль, постоянно державшаяся рядом со мной, на что Элиза, конечно же, дала свое согласие.
Это была спокойная, даже умиротворяющая поездка, которую мы провели не в разговорах, а в молитвах. Вернее, я нисколько не сомневалась в том, что мои подруги, закрыв глаза, обращались в своих помыслах к Богам или же к Святой Истонии, прося у Них защиты и не оставлять на четвертом испытании.
В отличие от них, я никак не могла сосредоточиться, и все мои попытки погрузиться в молитвы оказались тщетными. Слова вылетали из головы, а мысли путались. Вернее, они снова и снова возвращались к Джеймсу Стенвею и к тому, что произошло после нашего поцелуя в театре.
Но и о поцелуе я думала постоянно.
О том, как забыла обо всем на свете, растворившись в новых ощущениях, позволяя себя не только целовать, но и обнимать. А ведь не должна была!..
Но это оказалось восхитительно.
Украдкой вздохнув, покосилась на своих подруг, а затем подумала, что если бы из сокровищницы Стенвеев достали Малое Сердце — или же большое Сердце Пламени, — то, подозреваю, я бы не прошла испытание артефактом.
Потому что мои мысли были заняты вовсе не Брайном Стенвеем, а его двоюродным братом. А ведь я приехала на отбор к королю и должна была оставаться на нем как можно дольше, а еще и убедить Брайна Стенвея, что мой дядя невиновен в заговоре!
Вместо этого я постоянно думала о герцоге Раткрафте, хотя прекрасно понимала, что я не для него, а он не для меня. Потому что для него это просто забава — так, поцеловал вздорную девицу Агату Дорсетт, чтобы заткнуть ей рот, когда она набросилась на него с обвинениями!..
Я же опасалась, что для меня этот поцелуй будет означать слишком многое.
Настолько много, что приведет к еще большей каше в моей голове. Лишит связных мыслей, и я натворю глупостей, после чего вернусь домой не только несолоно хлебавши, но и с разбитым сердцем…
Впрочем, дорога домой ждала меня довольно скоро, потому что мне уже успели нашептать, что четвертого испытания мне не пройти. Проводить его собирался архиепископ Плесби — поговорить с каждой из избранниц, после чего вынести свой вердикт.
Именно в этом месте Тэль по секрету мне сообщила, что ее отец не так давно сделал внушительный вклад в церковную казну. Причем серьезного размера. На него можно было отреставрировать несколько храмов или же возвести в доках Стенстеда новый корабль для архиепископа — тот любил прибывать в столицу под алыми парусами.
Но, как оказалось, заранее о вкладах обеспокоился не только лорд Найд — об этом шептались другие девушки на дворцовом крыльце, а со слухом у меня все было в полном порядке. Похожие суммы внесли отцы и родственники еще нескольких избранниц.
Зато мой дядя, конечно же, ни о чем подобном не озаботился, потому что лорда Корнуэлла выслали из столицы и он попросту был не в курсе происходящего.
Впрочем, по словам Тэль, пытавшейся меня утешить, даже внушительные суммы не давали гарантии того, что удастся преодолеть четвертое испытание, так как архиепископ Плесби славился своим взрывным и непредсказуемым характером.
Деньги его высокопреосвященство любил и умел их не только получать, но и тратить. Например, облицевал мрамором и украсил золотом свою огромную резиденцию, расположенную в Арвийских Горах неподалеку от въезда в Стенстед.
Но не только на это — при архиепископе Плесби было возведено множество храмов по всему Аронделу, а также открыто бесчисленное число приютов и богаделен. Наш, на Хокке, где жили мы с Олли, курируемый Сестринством Святой Истонии, тоже был заслугой его высокопреосвященства.
При этом архиепископ ценил не только деньги. Девушки на дворцовом крыльце шептались, что он обязательно отметит тех, кто отличался особым религиозным рвением.
Украдкой вздохнув, я покосилась на погруженных в молитвы принцессу Элизу и Тэль. Куда мне до их рвения, несмотря на проведенные мною два года в приюте Святой Истонии!..