Темная волна. Лучшее

22
18
20
22
24
26
28
30

Лера смотрела прямо на неё, не прикрываясь. Ей не было стыдно. Кто бы говорил.

— Кавалера мы твоего отправили восвояси, — продолжала Света, чуть качнувшись. — Давай быстро одевайся и дуй в корпус. Ночь нежна. Костёр через полтора часа.

Она повернулась, покачиваясь, и исчезла в дверном проеме, внезапно показавшимся Лере очень черным, как окно в бездну. Она натянула платье прямо на мокрое тело, постояла у порога. Свет в душевой моргнул. Из душа на кафель громко капала вода. Оставаться и идти теперь было одинаково страшно, но если побежать к корпусу, то через пять минут страх пропадет и ее окружат свечи и всхлипы. А если остаться тут, то свет так и будет мигать, и душ будет капать, и выход — пугать темнотой.

Лера вышла наружу и зашагала к корпусу. Страх и тень скользили рядом, на самой границе зрения. Хрустнула ветка под чьей-то ногой. Вдалеке звучала гитара, грустным шмелём жужжала песня. Лера побежала. Тень побежала тоже, метнулась наперерез. Лера взвизгнула, помчалась, куда глаза глядят. Почему-то оказалась снова на игровой площадке. Жёлтая голова клоуна с карусели осклабилась ей навстречу. Поднялся ветер, застудил ее кожу, мокрую от купания и от внезапного страха.

— Вот и всё, — сказал голос за плечом.

Лера подпрыгнула, обернулась, уже почти бросилась бежать, но вожатый Петя дотянулся, сгрёб ее за волосы, рванул со своей ладони приготовленный кусок изоленты. Теперь Лера не могла кричать, могла лишь мычать и пучить глаза. Рациональная часть ее, та, что еще не падала в тёмную пропасть паники и ужаса, отметила, что фонарь за площадкой больше не светил — как будто кто-то разбил лампу метко брошенным камнем.

— Ты хорошо мне послужишь, — сказал Петя, наклоняясь к Лериному лицу. Глаза у него были совершенно безумными в лунном свете. — В тебе столько жизни, столько силы для моего господина. И тебя особенно искать никто не будет, правда ведь? Идеальная жертва. Знаешь, имя «Молох» когда-то означало «принесение в жертву детей». Хорошее слово. Ёмкое.

* * *

Время застывает, перестает идти, каждая проходящая секунда больше не создает следующую. Все еще держа Леру за волосы, Пётр наклоняет ее над белым пластиковым ящиком. Опустив глаза, Лера узнаёт коробку от пирожных, которые раздавали в столовой в честь окончания смены.

— Для тебя, о дух Тьмы, я убиваю эту жертву, чтобы ты мог насытиться ее мясом и послал мне удачу и победу над врагами моими, — говорит будущий хирург Петя, прижимая широкое лезвие поварского ножа к шее дрожащей тринадцатилетней девочки. — Дьявол открывает уста, жаждущие поглотить кровь многих, которые должны пасть. Я посылаю пищу и питье богам ада, устроив для них пир из мяса в крови невинных. Прими, Молох! — и он дергает ножом, и Лера видит, как ее кровь струится в белую чашу. Ноги сразу холодеют, тело спешно отключает сигнальные системы, понимая, что повреждения необратимы и смерть неизбежна. Лера мычит и дергается, слабея.

— Прими, Сатана, — говорит Петя, упирается коленом в ее узкую спину, и режет, с силой рубит её шею ножом, и победно выпрямляется, держа за волосы отделённую голову.

Лера знает, что её больше быть не может, но она есть, есть везде — она чувствует, как под корой деревьев струится вверх живительный сок, как ветер трогает пальцы травы, как в земле копошатся личинки, как кровь толчками бьет в короб из её оседающего на землю тела. Она чувствует безумие, идущее по жилам своего убийцы, и понимает важное — что дьявола не существовало за секунду до того, как Петя схватил ее за волосы, но что теперь он есть, человек сотворил его сам из себя, принес ему в жертву боль и жизнь другого человека, и теперь он появился и останется в мире, добавится к чёрному ветру, его обдувающему. Что нет ни дьявола, ни бога до тех пор, пока человек их не выберет и не создаст. Зато потом — они есть.

Тяжело дыша, вожатый Пётр кладет голову Леры в поддон крови, зачерпывает ладонями, льёт ей на затылок, продолжает безумно шептать своему дьяволу, снова зачерпывает, отхлёбывает из горсти.

Лера резко теряет интерес к происходящему, отстраняется, отлетает.

Она видит маму, спящую прямо за столом, на порезанной нечистой клеенке, рядом с пустой бутылкой от палёной водки. Маме снится, что она моложе, и Лерочка еще младенец, и она забыла её где-то, наверное, на лавочке в парке. И мама бежит в ужасе и ищет, и плачет, а Леры нигде нет. «Пфф-псс» — говорят открывающиеся двери последнего автобуса под окном, и мама вздрагивает во сне.

Она видит, как по ночной степи идет домой мальчик Дима, и в паху у него сладостное опустошение, а в голове сочиняется стихотворение для неё, Леры, любимой, а в сердце у него так светло и горячо, что никакому дьяволу не подступиться. Хотя он немножко за неё беспокоится и досадует, что его поймали и прогнали из лагеря, он очень надеется её скоро увидеть. Да, завтра он придёт её проводить к автобусу и отдаст ей красиво написанное стиховорение. И ещё цветы, наконец-то не поломанные, так как через забор лезть не надо будет.

Она возвращается и видит, как Петя, высокий и сильный, без труда несет её обезглавленное тело к реке по тайной тропе в зарослях ежевики. Он заплывает с ним далеко в воду, притапливает его, отпускает. Здесь сильные течения, водовороты, раки на дне. Сомы, опять же. Тело никогда не найдут, кости разойдутся по дну, врастут в ил, уйдут в песок.

На берегу Петя раздевается, завязывает камни в мокрую окровавленную одежду, топит её в разных местах. Потом отряхивается, стоит под луной голый, торжествующий, очень красивый, тянет руки к чёрному небу. В кустах у него спрятана чистая одежда и нужно успеть на костёр — это важный этап жертвоприношения.

Лера стонет ветром, гнёт ветки деревьев, кричит совой, но не может коснуться того, кто, улыбаясь, возвращается в лагерь. Его дьявол сильнее.

2014

Дима открывает глаза, моргает, пытаясь понять, где он и что происходит. Оглядывается — никого нет. Темно. Рядом лежит оброненный жёлтый выдвижной нож. Чувство близкой опасности наваливается на Диму, он обходит площадку, больно спотыкается о железку, шипит.

— Да твою ж раствою, в бога душу мать, — говорит он, засучивает рукав и, зажмурившись, режет руку ножом, на лезвии которого еще не засохла Наташина кровь. Кровь бежит на землю, сухие листья шуршат на несуществующем ветру.