Темная волна. Лучшее

22
18
20
22
24
26
28
30

— Чего ты, как девочка маленькая, — говорит она. — Заткнись и смотри.

Дима вскакивает, чтобы убежать от нее подальше, но не успевает, замирает, ошеломлённый. Листва на площадке закручивается маленьким вихрем, и из его центра поднимается фигурка, идёт к нему. Дима дрожит всем телом, дыхание застревает в его горле, он опирается спиной о грибок. Наташа держит руку наотвес, кормит своей кровью маленький призрак. Кровь течёт на землю и тут же исчезает.

— Раз пришла ко мне любовь, — говорит Лера и протягивает тонкую прозрачную руку к взрослому, сорокалетнему лицу мальчика Димы, гладит его по щеке.

Он стонет и теряет сознание, тяжело оседая вдоль белой металлической стенки. Наташа и Лера одновременно вздыхают.

— Иди за мной, — говорит призрачная девочка. — Я покажу, где. И будь осторожна. Он придёт за тобой. Скоро. Он уже планирует, как.

1989

От поцелуев кружилась голова. Лера уже вообще ничего не соображала, она как будто парила в тёмной горячей невесомости.

— Подожди, — говорила она Диме, но он снова лез целоваться. Снаружи в металлический домик постучали.

— Эй, Диман! — мальчишеский голос ломался и был освежающе грубоват. — Мы всю самогонку продали, возвращаемся. У них прощальный отбой, все соплями обливаются по корпусам. Изгиб гитары жёлтой, всякое такое. Костёр через два часа. Ты с нами домой идешь? Или тебе там хорошо со своей…

— Эй! — возмутился Дима, отрываясь от Лериных губ. — А в лоб?

Снаружи радостно заржали.

— Валите, — сказал Дима. — Я потом приду.

Мальчишки зашуршали листьями, ушли, пересмеиваясь и переговариваясь.

— Я ничего про тебя не говорил, — извиняющимся тоном начал Дима. — Они вообще дураки, ничего не понимают… Аааа!

Лера опустила руку вниз и расстегнула его джинсы. Всё казалось странным и знакомым одновременно — девочка Лера никогда не делала ничего такого, не касалась этой горячей, шёлковой, бьющейся в ее ладони плоти. Но женщина Ева в ней трогала её миллиарды раз, и знала, что делать, и знала, как.

Времени не было, ничего не было, только темнота, и дыхание, и жажда.

— Ой, блин, извини, — сказал Дима, когда к нему вернулся голос.

— Мне бы в душ и переодеться прежде, чем на костёр идти, — рассмеялась Лера. — Проводишь?

Лагерь был странно пуст, все и в самом деле пели прощальные песни по корпусам, лили слёзы, писали фломастерами в тетрадях «Ты классная девчонка, оставайся такой же». Лера и Дима шли, держась за руки, не чувствуя земли, как будто летели.

— Подожди здесь, — шепнула она, забегая в душевую. Темный кафель пах проточной водой и чуть-чуть плесенью. Лера не боялась, она сегодня была смелая и решительная, защищённая от зла. Она разделась и встала под горячие струи, закрыв глаза, открыв рот. Из блаженного забытья ее вывели голоса снаружи. Голоса спорили, голоса ругались, голоса сердились. В душевую шагнула вожатая Света.

— Пивкина, ну ты чего творишь в последний день, а? Не стыдно?