— Так, но…
— У вас ничего не пропало? Деньги, паспорт?
— Всё на месте.
— Должно быть, вы сами… — она кашлянула, — вылили суп, и забыли об этом.
— Уху, а не суп, — зачем-то исправил он.
Ему приснилась рыжеволосая девочка с лицом юной актрисы из экранизации Кинга. Они держались за руки, и Рысеев всё переживал, что его подружка несовершеннолетняя.
Утром комнату будто завесили паутиной. Тусклое солнце едва высвечивало чемоданы в углах. Парень мазнул ладонью по торсу, и взвился. На белой постели, на жёлтой майке отпечатались следы собачьих лап. Точно грязная дворняга наматывала круги, пока он дрых, а потом стояла всеми четырьмя культяпками на его груди и… и что? Нюхала его?
Дважды Рысеев оббежал квартиру, и оба раза утыкался в запертую комнату, в желтоглазого тигра.
Это не имело никакого смысла, но на простынях, на ткани футболки вырисовывались тёмно-коричневые отпечатки.
«Ты запачкался сам», — убеждал рационализм.
— Чёрта с два, — процедил Рысеев.
В субботу он пригласил к себе Сомова.
Друг посидел на корточках под дурацким тигром и вынес вердикт:
— Проще пареной репы. Шпилька есть?
— Откуда?
— А скрепка?
— Есть!
Кончик скрепки погрузился в замочную скважину.
— А запереть сможешь?
— Запрём, не бойся. Только… что ты там хочешь увидеть?