Я осталась ждать у открытой двери. Но как только он вышел, я проскользнула в дверь и закрыла ее за собой. Вцепившись в ручку, я ждала, не захочет ли он вернуться и поговорить со мной.
Но он не стал пытаться. Я так и знала. Я прошлась по комнате и подбросила еще одно полено в камин. Спать не хотелось.
Я разделась, сложила одежду и понюхала ее. Пахло не только грязью, но и мышами, наверное, из шпионских коридоров. Я подумала, как Страйпи охотится на крыс и мышей. Может быть, сбежать из комнаты, добраться до кабинета отца и посмотреть, как там кот? Но тогда придется снова одеваться, а если отец застанет меня в холле, то очень рассердится. Я решила встать пораньше. Обе мои зимние ночные рубашки пахли затхлостью. Когда мама была жива, одежда всегда пахла кедром и травами, если вынуть ее из сундука, или солнечным светом и лавандой, если ее только что постирали. Я подозревала, что после ее смерти слуги дома стали хуже работать, но впервые это коснулось меня.
Я свалила вину на отца. Потом упрекнула себя. Как я могла даже представить, что он знает об этом? Он, вероятно, понятия не имел, что прошли недели с тех пор, как я купалась и мыла голову. Правда, сейчас была зима, но мама по крайней мере раз в неделю купала меня в ванной даже зимой. Я подумала, смогут ли новые слуги, нанятые им, вернуть все, как было раньше? Скорее всего, нет. Вряд ли что-то изменится, пока кто-нибудь не возьмет управление домом в свои руки.
Может быть, Шан? Эта мысль заставила меня похолодеть. Нет. Я. Ведь на самом деле это моя семья. Я была женщиной, служившей своей сестре в ее доме. Я предполагала, что слуги отца делают свою работу под его надзором. Над ними стоял Рэвел. Но мама присматривала за домашними слугами. Рэвел очень любил праздничные хлопоты, но вряд ли он следил за ежедневной уборкой дома. Пора мне этим заняться.
Я надела менее вонючую рубашку. Я посмотрела на свои ноги и водой, оставшейся в кувшине, ополоснула лицо, руки и ноги. Я пошевелила огонь и влезла в постель. В голове роилось столько мыслей, что я никак не могла уснуть.
Но все-таки уснула, потому что когда проснулась, над моей кроватью стояла бледная девушка. На щеках блестели рубиновые слезы. На губах пенилась розовая кровь. Она смотрела на меня.
— Послание, — сказала она, выплевывая кровь вместе со словами, а затем упала на меня.
Я вскрикнула и начала выбираться из-под нее. Она вцепилась в меня, но я скатилась с кровати и была у двери меньше, чем через один вздох. Я кричала, но звука не было. В панике я шарила по двери в поисках задвижки, а когда нащупала ее, то распахнула дверь и выскочила в темный холл. Мои босые ноги громко зашлепали по полу, и теперь я смогла слегка завизжать. Что делать, если дверь спальни отца будет заперта, если он окажется не там, а в своем кабинете или где-нибудь еще?
— Па-па-па-па, — услышал я свое заикание, но никак не могла закричать в полный голос. От моего прикосновения его дверь открылась и, к моему ужасу, прежде чем я добежала до его кровати, он уже был на ногах, с ножом в руке. Он был босиком, в наполовину снятой рубашке, будто он готовился лечь. Он схватил меня свободной рукой, повернулся, прикрывая меня своим телом, и выставил руку с ножом в дверной проем. Не отводя от него взгляда, он спросил:
— Ты ранена? Что случилось, где?
— Моя комната. Девушка.
Мои зубы так стучали от ужаса, что я не представляю, как мне удалось выговорить эти слова. Но он, кажется, понял. Он почти нежно опустил меня на пол и пошел к двери.
— Позади меня. Оставайся позади меня, Би.
Он не оглядывался, чтобы убедиться подчинилась я или нет. Он пошел, побежал, с ножом в руке, и я должна была мчаться за ним, возвращаясь к последнему месту в мире, где я хотела бы оказаться. Без ножа в руке. Я пообещала себе, что, если переживу эту ночь, то больше никогда такое не повторится. Я украду нож на кухне и буду держать у себя под подушкой. Обязательно.
Мы подошли к моей комнате, и он сердито сделал мне знак оставаться за дверью. Он скалился, его глаза стали темными и дикими. В них был Волк-Отец, и ярость его была яростью убийцы, чьему детенышу кто-то угрожал. Он остановился на пороге и внимательно осмотрел комнату, освещенную только слабым огнем камина. Его ноздри расширились, и он огляделся. Потом очень тихо вошел внутрь. Он двигался так медленно к распростертой фигуре на моей постели, будто за раз передвигал одну часть своего тела. Он оглянулся на меня.
— Ты защищалась? Ты убила ее?
Я покачала головой. Мое горло все еще царапал ужас, но я смогла сказать:
— Я убежала.
Резкий кивок.