— Папа? — Голос Би дрожал, и когда я повернулся к ней, то увидел, что она обняла себя за плечи и дрожит от холода. — Мы закончили?
Кончик ее носа покраснел.
Я посмотрел на огонь. Последняя охапка веток, которую я положил, внезапно рухнула. Много ли осталось от девушки? Череп, тяжелые бедренные кости, позвонки. Я шагнул вперед, чтобы заглянуть в сердце огня. Оно было покрыто углями и пеплом. Завтра я принесу белье из комнаты, где лежала девушка, и сожгу его здесь. Надеюсь, на сегодня достаточно.
Я огляделся. Луну слоями закрывали облака. Ледяной туман низко висел над заболоченными пастбищами. Там, где лунный свет достигал земли, туман заявлял свои права.
— Давай возвращаться.
Я протянул ей руку. Она посмотрела на нее, а затем дотянулась и вложила в мою ладонь маленькие пальчики. Они были ледяными. Я порывисто взял ее на руки. Она оттолкнула меня.
— Мне девять, а не три.
Я отпустил ее, и она соскользнула на землю.
— Я знаю, — сказал я извиняющимся тоном. — Просто ты выглядишь такой замерзшей.
— Потому что я
Я не пытался снова прикоснуться к ней, но был рад, что она шагает рядом. Я думал о завтрашнем дне и чувствовал тяжесть и страх. Будет достаточно сложно объяснить все Риддлу и Шан. Я боялся своего заявления о заражении, потому что знал, какая начнется суета и уборка. Рэвел выйдет из себя, все слуги будут наказаны. Начнется бесконечная стирка. Я подумал о своей собственной комнате и поморщился. Придется впустить служанок, иначе мои обвинения покажутся лживыми. И не хотелось даже представить возмущение и отвращение Шан, узнавшей, что в ее постели могут быть паразиты. Но тут уже ничего не поделаешь. Мое оправдание для сжигания перины Би в середине ночи должно быть убедительным. Избежать обмана невозможно.
Так же, как невозможно избежать разоблачения перед Би всего этого вала мусора из моей прежней жизни. Я покачал головой: плохой из меня защитник. Все, что я хотел сейчас, это остаться в одиночестве и попытаться обдумать произошедшее. Мысль о том, что Шут после всех этих лет дотянулся до меня, потрясала. Я пытался разобраться в своих чувствах и поразился, обнаружив, что одним из них был гнев. Все эти годы ни слова от него, ни одной попытки связаться со мной. А потом, когда ему что-то потребовалось — надменное, разрушающее жизнь вторжение! Досада соперничала со страшным желанием увидеть его. Послание, казалось, говорило, что он в опасности, его задерживают в путешествии или за ним шпионят. Он ранен? Когда я последний раз видел его, он собирался вернуться в свою старую школу, чтобы рассказать там о конце Бледной Женщины и обо всем, что он узнал за время своих долгих путешествий. Клеррес. Я знал только это название. Неужели он вступил в конфликт со школой? Зачем? Что стало с Черным человеком, его спутником и бывшим Белым Пророком? Курьер ничего не сказала про Прилкопа.
Шут всегда любил загадки и головоломки, а еще больше любил свои секреты. Но это не было похоже на очередную шалость. Казалось, будто он отправил информацию кусочками, вразнобой, и надеялся, что я найду способ понять всю картину. Не так ли? Был ли я еще тем человеком, на которого он мог надеяться?
Странно было то, что на самом деле я не хотел быть таким человеком. Я хитрый, находчивый убийца, способный шпион, умеющий бегать, сражаться и убивать. Больше я не хочу этого делать. Я все еще ощущал тепло кожи девушки в своих пальцах, чувствовал ее слабую хватку на запястьях, когда из всех сил сжимал ее горло. Как она потеряла сознание и умерла. Для нее я сделал это быстро. Не безболезненно, ибо не бывает смерти без боли. Но я значительно сократил ее агонию. Я даровал ей милость.
И еще раз почувствовал тот всплеск силы, который получает убийца. Это мы с Чейдом никогда не обсуждали ни с кем, даже друг с другом. Тошнотворный маленький всплеск превосходства, что я продолжал жить, когда кто-то умер.
Я никогда не хотел ощутить его снова. Правда не хотел. И не хотел задаваться вопросом, как быстро я решил одарить ее милостью мгновенной смерти. В течение многих десятилетий я настойчиво утверждал, что не желаю быть убийцей. Сегодняшний вечер заставил меня усомниться в моей искренности.
— Папа?
Убийца вздрогнул и перевел испытующий взгляд на маленькую девочку. Какое-то мгновение я не узнавал ее. Потом изо всех сил попытался стать тем, кем был — ее отцом.
— Молли, — сказал я.
От слова, сорвавшегося с моих губ, Би побледнела так, что ее покрасневшие щеки и нос выделились на лице, будто наполненные кровью. Молли охраняла меня. Она была указателем, направившем меня по иному пути. Теперь она ушла, и я чувствовал, будто упал с края утеса и безнадежно погружаюсь в трясину. И тащу за собой дочь.