— Если ты не хочешь учить меня, так и скажи, — произнесла она холодно. — Но не делай вид, что я научилась чему-то.
— Я просто не хочу, чтобы ты огорчалась, — извинился я за свою хитрость.
— А я просто не хочу думать, что умею, а на самом деле не умею. Если кто-то решит убить меня, мне нужно успеть убить его первой.
Я стоял и старался не выразить улыбку лицом и взглядом. Ей бы это не понравилось.
— Что ж, отлично, — сказал я и больше не поддавался.
Это значит, что больше она меня не задела, и что спина моя разболелась, и я вспотел прежде, чем она признала, что на первый день занятий достаточно. Ее короткие волосы взмокли и торчали во все стороны, когда она села на пол, чтобы вдеть нож в ножны. Когда она встала, на ее детском поясе висел нож. Я разглядывал ее. Она не подняла глаз. Внезапно она показалась мне заброшенным котенком. Молли никогда бы не позволила ей бегать в таком растрепанном виде.
Доставая из сундука щетку, оправленную в серебро, и роговой гребень Молли, я чувствовал, будто вырываю кусок из своего сердца. Я положил их рядом с другими сокровищами дочери. Мне пришлось откашляться, прежде чем я заговорил:
— Возьми их в свою новую комнату. Мне бы хотелось, чтобы ты пользовалась щеткой своей мамы. Твои волосы все еще слишком короткие, чтобы убирать их назад. Но ты можешь носить щетку в кармане одной из новых туник.
Ее пушистая головка кивнула.
— Мы ведь продолжим наши тайные уроки с ножом, правда?
— Мне хочется, чтобы все мои уроки были тайными, — угрюмо пробормотала она.
— Давай обсудим это?
— Ты все решаешь сам, не спрашивая меня, — пожаловалась она.
Я сложил руки на груди и посмотрел на нее сверху вниз.
— Я твой отец, — напомнил я ей. — Я не спрашиваю твоего разрешения, чтобы сделать то, что считаю правильным.
— Речь не об этом! Я о том, что ничего не знаю, пока что-то не произойдет. Про эти… — пролепетала она. Потом она посмотрела на меня и, с трудом удерживая мой взгляд, искренне сказала: — Они будут пытаться сделать мне больно.
— Уверен, твой учитель поддержит порядок среди учеников.
Она покачала головой и зашипела, как загнанная в угол кошка.
— Они не могут бить меня, делать мне больно. А девочки могут…
Ее сжатые кулаки вдруг широко раскрылись, будто она выпустила когти. Она схватилась скрюченными пальцами за свою маленькую головку и крепко зажмурилась.