Во время правления королевы Декстресс главный писец замка Баккип получил новую обязанность: учить любого «желающего» ребенка крепости чтению и письму. Говорят, этот указ был продиктован ее огромной неприязнью к писцу Мартину. Как бы то ни было, многие писцы замка, пришедшие после Мартина, считали эту обязанность скорее наказанием, чем честью.
И вот я снова ошибся. И очень сильно. Я медленно шел по коридору, моя малютка шагала за мной. Она не взяла меня за руку, а шла поодаль, и я знал, что это не случайно. Боль сияет, как тепло огня, но от ее маленькой сжатой фигурки я ощущал холод. Я был так уверен, что делаю все правильно! Что она будет в восторге от новой комнаты и мебели, которые сделаны специально для ее роста. А в стремлении обмануть слуг о пропавшем без вести «госте» я уничтожил драгоценные памятные вещи, незаменимые частички ее детства.
Я привел ее в свою спальню. С тех пор, как она была здесь, комната изменилась. Я собрал всю одежду и белье и отправил их в стирку. Слуга, неодобрительно зажав узкий нос, вынес отсюда две огромные корзины. Вернувшись тем вечером в комнату, я увидел, что перину проветрили и перевернули, везде вытерли пыль и навели порядок. Я не просил об этом. Подозреваю, Рэвел сам решил сделать это. В ту ночь я спал на белье, очищенном от горестного пота, и на подушках, не пропитанных слезами. В подсвечниках стояли простые белые свечи без запаха, ночная рубашка оказалась мягкой и чистой. Я почувствовал себя путешественником, который прошел долгий и трудный путь и остановился в безликой гостинице.
Я не удивился, когда Би замерла в дверях и беспокойно огляделась. Эта комната могла принадлежать любому человеку. Или никому вообще. Она огляделась и снова посмотрела на меня.
— Я хочу получить мои вещи обратно, — четко проговорила она.
В ее голосе не было ни хрипов, ни напряжения от сдерживаемых слез. Я взял сундучок, стоявший под окном, и открыл его. Она заглянула в него и сразу успокоилась.
В сундучке лежало не только то, что я унес из ее комнаты в ту ужасную ночь, но и другие памятные вещи. Первая одежда Би, которую она часто носила, и ленточка, украденная мной из волос Молли много лет назад. Ее кисти, зеркало, и любимый кожаный ремень, выкрашенный в синий цвет и обшитый кружевными мешочками. Его сделал Баррич, и пряжка ремня выглядела затертой от частого использования. Она носила его до дня своей смерти. Стоял тут и небольшой ларчик с украшениями Молли и молочными зубками Би.
Би нашла свои книги и ночные рубашки.
— Свечи в моем кабинете, я сохранил их, — напомнил я.
Она нашла и собрала несколько небольших статуэток. Она молчала, но по сжатым губам я видел, что многих важных для нее вещей здесь нет.
— Прости меня, — сказал я, когда она отвернулась от сундучка, прижимая к себе свои сокровища. — Я бы сказал тебе. Если бы я мог вернуть твои любимые вещи, я бы сделал это.
Она повернулась, и на короткое мгновение наши взгляды встретились. В ее глазах тлели боль и гнев. Внезапно она сложила охапку своих вещей на кровать.
— Я хочу поясной нож мамы, — объявила она.
Я посмотрел вниз, в сундучок. Маленький нож всегда висел на этом поясе. Когда-то его костяную ручку Молли или, возможно, Баррич, завернули в полоску кожи, чтобы он не скользил в руках. У него были голубые ножны, под цвет ремня.
— Пояс еще долго будет тебе большим, — сказал я.
Это было замечание, а не возражение. Я никогда не думал отдать его кому-то, кроме Би.
— Сейчас мне нужен только нож и ножны, — сказала она. Я снова встретил ее скользящий взгляд. — Чтобы защищать себя.
Я глубоко вздохнул и достал пояс Молли. Мне пришлось снять несколько мешочков, прежде чем я смог освободить нож. Я протянул его Би, ручкой вперед, но, когда она потянулась за ним, я отвел руку в сторону.
— Защищать себя от чего? — требовательно спросил я.
— От убийц, — тихо произнесла она. — И людей, которые меня ненавидят.
ebooksa