— Прекратить! — заорал Риддл. — Принц Фитц Чивэл! Гвардейцы! Опустите мечи!
Никогда не слышал, чтобы он так кричал. Он сел на лошадь и оказался между мной и обезумевшими воинами.
— Принц Фитц! — закричал кто-то еще, и вдруг мои Роустэры повернулись ко мне, ухмыляясь и стряхивая кровь с мечей, такие же гордые, как щенки, только что задавившие амбарного кота. Я смотрел на них. Дрожь усталости, тошноты, дурмана и отчаяния затопила меня. Я потянулся, чтобы ухватиться за Риддла. И не упал.
— Би здесь? Она в безопасности? — в полудетском беспокойстве зазвенел голос Персеверанса.
— Нет, — ответил я. — Нет Би. Нет Шайн. Здесь нет.
Я собрал себя в кучу. Ноги дрожали. Я перевел дыхание и почувствовал новый всплеск силы от карриса.
— Мы будем искать их. И начнем прямо сейчас.
Глава двадцать шестая
Перчатка
Про рожденного среди людей и названного Любимым мы знаем очень мало. Все началось с небрежности Слуги, который встретил ребенка у ворот. Несмотря на то, что он утверждал, что полностью рассказал о его происхождении, о братьях и сестрах, бумаги либо никогда не было, либо ее забрали у ребенка и потеряли, пока решалась его судьба. Некоторые предполагали, что он сам украл и уничтожил бумагу, но я считаю это маловероятным. Опекуны лишком высоко оценивали его ум.
Сначала ребенок был веселым и послушным, так как семья уверила его, что Клеррес — самое лучшее место для него, и здесь о нем позаботятся. Но с каждым днем он становился мрачнее и равнодушнее. Он мало разговаривал с теми, кто пытался выяснить его происхождение. Мы можем почти уверенно сказать, что он прожил с родителями более двадцати лет, что все трое его родителей были пожилыми и не могли более заботиться о себе или о Любимом. Сначала он утверждал, что у него есть две сестры, по которым он очень тоскует. Позже он говорил, что ни братьев ни сестер у него нет. Попытки найти их и отобрать для изучения и скрещивания с нашими основными носителями крови Белых провалились.
Таким образом Любимый остается единственным членом своего рода, который есть в наших записях. Наши старания, направленные на то, чтобы он зачал ребенка для нас, тоже оказались напрасными. Он упрям, иногда жесток, любит спорить и наводить смуту среди других Белых, если ему разрешить общаться с ними. Когда было решено отметить его, чтобы легко узнать в любом уголке мира, и ему сделали татуировку, он яростно сопротивлялся и даже пытался выжечь ее со своей спины.
На мой взгляд, его необходимо устранить, хотя безусловно, это слишком суровое решение. Даже описания его снов должны быть убраны из обычных списков и отложены в отдельные записи, поскольку я считаю их сомнительными. Его бунт не знает границ, он не проявляет никакого уважения. Я считаю, что он никогда не станет полезным для нас. Напротив, он будет все ломать, станет разжигать мятежи, нарушит порядок и мир Клерреса.
Первые полтора дня бегства от Двалии для нас с Шан были тяжелыми. В первую ночь мы нашли дерево и съежились под ним, дрожа от ужаса и холода. Рядом со стволом крупной ели земля была голой, покрытой только толстым ковром опавших иголок. Опущенные ветки походили на стены палатки. Мы не замели следы, которые оставили, пробираясь сюда, и могли только надеяться, что никто не попытается выследить нас.
До нас доносились вопли, сердитые крики и странный звук, который я никак не могла узнать.
— Мечи звенят? — тихо спросила я Шан.
— Бледные люди не носят мечи.
— Может, они схватили кого-то.
— Что-то сомневаюсь. Вот. Положи плащ на землю, сядем на него. Я сниму свой плащ, ты сядешь ко мне на колени, и мы укутаемся. Так будет теплее.
Доброта этого предложения поразила не меньше его практичности. Когда мы устроились, я спросила:
ebooksa