Странствия Шута

22
18
20
22
24
26
28
30

— Полагаю, это будет чудесно.

Его рука нащупала мой рукав и вцепилась в него.

— Уверен.

Отчаянно бьющееся сердце Шута меня удивило. Пейшенс как-то сказала мне, что лучший способ перестать жалеть себя — это сделать что-то для кого-то другого. Возможно, я случайно нашел, чем занять свою жизнь хотя бы ненадолго: вывести Шута из его ужасного состояния и вернуть его к жизни, в которой у него были небольшие удовольствия. Если бы у меня получилось, в час ухода моя совесть была бы спокойней. Поэтому я провел с ним вечер, обговаривая завтрашнюю встречу. Эш с радостью сбегал на кухню за закусками, а потом ушел искать Нэда, чтобы передать мою просьбу. Еще одно задание отправило его в конюшни за Персеверансом, чтобы тот принес ворону в комнаты Шута. Когда я наконец покинул его, мне навстречу шли два увлеченных болтовней мальчика, а ворона восседала на руке Пера, подобно ястребу. Я решил, что знакомство с Пером только улучшит маленький круг друзей Эша.

Я медленно двинулся по коридору к своей новой комнате. Там встретил меня Нэд. Внезапно мне стало очень стыдно. Что со мной? Я устраиваю пирушку в комнатах Шута через несколько дней после потери Би. Скорбь вернулась порывом ветра, вихрем пронесшегося сквозь меня и вымораживающего сердце. Я скорбел, но это была скорбь без свидетельства смерти. Она исчезла с Зимнего праздника. Потере этой не несколько дней.

Я заглянул в свое сердце. Действительно ли я считал, что она мертва? Она исчезла, как и Верити ушел от Кетриккен. Недостижима и невидима. Где-то в Скилле, который был мне неподвластен, ее ниточки могли сохраниться. Я подумал, может ли она каким-то образом соединиться с Верити? Признает ли ее дед-король эти нити родственными?

Что за причуды, упрекнул я себя. Какие-то ребяческие утешения. Так же трудно было поверить и в смерть Молли. Время сотрет мои сомнения. Би пропала.

Остаток дня прошел в каплях времени. Нэд подошел ко мне и заплакал, пряча в лицо в ладонях. Показал подарок для Би, который возил с собой с конца лета. Это была кукла с морщинистой яблочной головой и маленькими ручками. Уродливое и вместе тем странно очаровательное существо с кривой улыбкой и глазами из морских ракушек. Он отдал ее мне, и я посадил ее возле кровати. Смогу ли я спать под таким взглядом?

В тот вечер в комнате Шута Нэд пел самые любимые песни Би, старые песенки, считалки, глупые куплеты, которые заставляли смеяться ее от восторга. Ворона иногда махала головой, а один раз закричала: «Еще-еще!». Кетриккен сидела рядом с Шутом и держала его костлявую руку. У нас были имбирные пирожные и вино из бузины. Возможно, слишком много вина. Нэд поздравил меня с тем, что теперь я принц, а не бастард, наделенный Уитом, а я поздравил его с тем, что он теперь знаменитый менестрель, а не разноглазый бастард Красных кораблей. Нас это ужасно рассмешило, Эш пришел в ужас, а Персеверанс, которого каким-то образом тоже зазвали сюда, чуть не обиделся за меня.

Той ночью я спал. На следующее утро я позавтракал с Шутом, а затем получил приглашение на игру с Интегрети и Проспером. Идти мне не хотелось, но отказаться не позволили. Я знал, что они желали только добра и хотели всего лишь отвлечь меня. Я натянул вычурную одежду. Не взял с собой потайных ножей и пакетиков с ядом. Катал кости из нефрита и гематита, и плохо играл в азартные игры, которым так и не смог научиться. Ставками были небольшие серебряные монетки вместо медных, пересекавших столы в тавернах моей юности. В тот вечер я вернулся к Шуту и нашел там Нэда, уже развлекающего Эша и Пера какими-то глупыми песенками. Я сидел и слушал, изображая удовольствие.

Решения. Нет, решение. Шут прав. Если я не решу, что делать с остатком моей жизни, кто-то другой решит за меня. Я чувствовал себя рудой, которую истолкли в порошок и нагревали, пока она не расплавилась и не растеклась. И теперь затвердевала в новом облике. Мое осознание того, кем я стану, приходило медленно, как проходит онемение после сильного удара. Медленно и неумолимо. Планы оттачивались бессонными ночами. Я знал, что мне нужно сделать, и в холодных суждениях понимал, что мне придется делать это в одиночку.

Но прежде чем начать, нужно закончить, сказал я себе. Однажды, поздно ночью, я сердито улыбался, вспоминая, как Шут закончил со своей ролью лорда Голдена. Его исчезновение прошло не так, как он задумывал. Ему пришлось убегать от кредиторов. Мой уход будет спокойным, решил я. Более мягким, чем его.

Постепенно я погрузился в необычно нормальную жизнь. Я смотрел на каждого человека, которого должен был оставить, и хорошенько обдумывал, в чем он нуждается и что я должен сделать для него перед уходом. Я сдержал слово, данное Шуту — взял Эша на тренировочную площадку и передал его Фоксглов. Когда она потребовала подходящего партнера, я выдал ей Персеверанса, и она вручила обоим по деревянному мечу. Фоксглов раскрыла маскарад Эша гораздо быстрее меня. На второй день занятий с мальчишками она оттащила меня в сторону и как будто случайно спросила, не заметил ли я чего «странного» в Эше. Я ответил, что хорошо знаю, что делаю. Она улыбнулась и кивнула. Если она и поменяла стиль тренировки Эша, я не заметил.

Всех своих гвардейцев я сдал на поруки Фоксглов. Несколько оставшихся Роустэров приняли ее жесткий порядок и стали полезными. Она потребовала, чтобы они сняли цвета старого отряда и надели мою форму. В личном разговоре я попросил ее предоставлять ребят для любой работы, которая появится у лорда Чейда. В его разорванной в клочья шпионской сети и распущенной команде личных курьеров вряд ли мог найтись охранник для старого убийцы. Она тяжело кивнула, и я оставил эту часть дела в ее умелых руках.

В следующий раз, когда Проспер и Интегрети пригласили меня поиграть, я встретил их приглашением на тренировочную площадку, где и померился с ними силой. Они не были избалованными замковыми котами, как могли бы подумать некоторые, и только там, где скрестились деревянные клинки, я начал понимать их как мужчин и как родственников. Они оказались хорошими парнями. У Проспера была возлюбленная, и он с нетерпением ожидал, что ее объявят его невестой. Интегрети давил вес короны будущего короля, и у него было дюжина дам, соперничавших за право кататься верхом, играть и пить вместе с ним. Я отдал им все, что мог из того, что оставил мне Верити. Я стал человеком старше их отца, рассказывающим сказки об их дедушке, которые они должны были услышать.

Я разрешил себе попрощаться. Зима в замке Баккип вернула меня ко временам моего детства. Конечно, если бы я только захотел, я бы присоединился к элегантно одетым и приятно пахнущим лордам и дамам, которые играли в кости или какие-то другие игры. Там выступали певцы из Джамелии и поэты с островов Пряностей. Но все так же перед большим очагом лучники оперяли стрелы, а женщины приносили пряжу или вышивку. Там рабочий люд замка слушал молодое поколение менестрелей или наблюдал, как при свете очага ученики их бесконечно репетируют свой кукольный спектакль. Когда я был ребенком, здесь приветствовали даже бастарда.

Мне было уютно здесь, спокойно и тихо, я наслаждался музыкой, неловким флиртом молодых служанок с парнями, детскими шалостями, мягким светом и неторопливостью движений. Я не раз видел здесь Эша и Персеверанса, дважды замечал Искру, издалека и задумчиво наблюдавшую за знакомыми Эша.

Чейд по-прежнему оставался добродушно-рассеянным. Ел он только в своей комнате. Он приветливо кивал мне, когда я называл его по имени, но никогда не обращался ко мне, и непонятно было, помнил ли он, кто я и кем мы были друг для друга. Рядом ним всегда кто-то сидел. Чаще всего Стеди или Шайн. Иногда это была ученица Неттл по имени Велком. Он наслаждался ее вниманием, а она, казалось, полюбила его. Однажды я вошел и увидел, что она расчесывает его белые волосы и напевает песенку о семи лисицах. Несколько раз я умудрялся побыть наедине с ним, попросив ее выполнить небольшие поручения, но всякий раз она оборачивалась быстрее, чем я успевал получить от Чейда хоть какой-то разумный ответ.

Кетриккен всерьез занялась Шайн. Девушка стала одеваться более элегантно и солидно, и каждый раз, когда я ее видел, была занята каким-нибудь делом. Неттл начала тренировать ее Скилл. Шайн казалась довольной жизнью при дворе, в свите Кетриккен. Ни одному молодому человеку не разрешалось ухаживать за ней, компаньонками ей выбирали самых умных и прилежных девушек. В свете такого интереса Шайн просто расцвела. Иногда мне казалось, что ее спокойствие как-то связано с травяными отварами. Обретя отца и его полудетскую привязанность, она, казалось, приняла то, что Лант уже никогда не станет ее женихом. В самые мрачные моменты я думал, не охладил ли опыт с чалсидианцами ее жажду людского общества? И я делал еще более мрачный вывод — даже если и так, не в моих силах помочь ей.

Мне было необходимо выжать из Шайн все подробности похищения. Я обратился с этой просьбой к Неттл, поскольку боялся, что попытки ответить на страшные вопросы вызовут в девушке бурю Скилла. Неттл сразу же согласилась, что мы должны узнать все, что можем. Кетриккен не так радостно отнеслась к мысли о подобном допросе, но, когда наш спор дошел до Дьютифула, он встал на мою сторону, оговорив, что все должно пройти как можно более спокойно и мягче. Список вопросов подготовил я сам, но попросил Кетриккен провести разговор, а Неттл осталась в комнате, чтобы следить за состоянием Шайн. Я тоже был там, за стеной, в старом потайном коридоре, где мог незамеченным слушать и делать заметки.