— Спасибо, — добавил он позже. — Что теперь?
— Ты поел, мы сменили повязки. Наверное, тебе надо немного отдохнуть.
— По правде говоря, я устал отдыхать. Так устал, что не могу ничего делать, кроме как снова искать отдыха.
— Должно быть, это очень скучно.
Я стоял и смотрел, как он, запинаясь и шатаясь, движется ко мне. Я знал, что он не хотел бы никакой помощи.
— Ах, скука. Фитц, ты не имеешь ни малейшего представления о том, какой сладкой может быть скука. Когда я вспоминаю бесконечные дни, проведенные в раздумьях, вернутся ли они за мной снова и какие новые мучения придумают, и сочтут ли нужным покормить меня или дать воды… знаешь, скука становится более желательной, чем самый вычурный праздник. Пока я шел сюда, как же я жаждал, чтобы мои дни стали предсказуемыми. Знать, что человек, говорящий со мной, по-настоящему добр или жесток, знать, что в этот день я найду еду или сухое место для сна. Ох…
Он уже почти доковылял до меня, остановился, и маска страдания на его лице разорвала мне сердце. Воспоминания, которыми он никогда не поделится со мной.
— Кровать здесь, слева. Вот. Ты касаешься ее рукой.
Он кивнул мне, и ощупью нашел дорогу к кровати. Я откинул одеяла. Он повернулся и сел. Улыбка пересекла его лицо.
— Так мягко. Ты не представляешь, Фитц, как это прекрасно.
Он очень осторожно опустился на подушку. Эта осторожность напомнила мне о Пейшенс в ее последние годы. Ему потребовалось время, чтобы подвинуться и подтянуть ноги на кровать. Свободные штаны обнажили тощие икры и кривые шишки на голенях. Я вздрогнул, рассмотрев его левую ногу. Только из милосердия ее можно было назвать ногой. Как он вообще дошел до меня?
— Я помогал себе палкой.
— Я ничего не говорил!
— Я услышал легкий вздох. Ты всегда так делал, когда видел что-то неладное. Ноузи с царапиной на морде. Или в тот раз, когда мне накинули мешок на голову и избили.
Он лежал на боку, его рука царапала одеяло. Я ни слова не говоря укрыл его. Он помолчал минуту, а потом сказал:
— Спина болит меньше. Что ты сделал?
— Прочистил раны и наложил повязки.
— А еще?
И почему я должен лгать?
— Когда я прикоснулся к тебе, чтобы очистить первый гнойник, который открылся, я… я вошел в тебя. И призвал твое тело исцелить себя.