Он идёт навстречу, сбоку к нам спешит охранник, что-то сообщая по рации. Я пытаюсь дышать ровнее. Нужно успокоиться, ребёнку не стоит видеть меня в панике.
Но, кажется, ужасы на сегодняшний день ещё для меня не закончились. Сыплются, словно удары молотом, не позволяя даже головы поднять.
Я не успеваю отреагировать, когда слышу сзади резкий шорох шин по щебню и рычание автомобиля. Лишь отмечаю, как внутренности сковывает льдом в преддверии удара. Время зависает, образуя вакуум, в котором успевают блеснуть две странные мысли: услышу ли я хруст собственных костей и что больше всего мне не хочется, чтобы это видела Настя.
Но удара не происходит. Точнее происходит, но иначе. Сначала в моё плечо врезается что-то тяжелое, а потом я сама падаю на щебень.
Дальше резкий звук торможения. Удар. Крик “папочка!”
Всё смешивается в жуткую какофонию. Мерцает отрывками. Мне приходится вдавить до крови ногти в ладони, чтобы остановить в себе панику и включить мозг.
Семён на земле рядом. Настя подбегает и падает на него. Рыжая дрянь, пытаясь развернуться, сминает задом капот стоящей на стоянке машины, но её машину вскрывают двое охранников, а саму, брыкающуюся, вытаскивают, потом скручивают.
Тяжело дыша, я на коленях подползаю к Семёну и Насте. Обнимаю одной рукой дочь, второй тереблю Семёна.
— Бамблби, чёрт тебя дери, — вкладываю в это всю злость. — скажи, скажи, что ты живой!
— Да живой я, — стонет в ответ, и я выдыхаю так, что в лёгких и грамма воздуха не остаётся. — Но руке пиздец, кажется. Настя, закрой уши.
— Идиотка! — слышим со стороны, и я вижу бегущую к нам женщину. — Я тебе сказала девчонку мне привести в машину, а не сына убивать. Сёма!
Я начинаю смеяться. Такого сюрреализма в моей жизни ещё не было. Многое бывало, да, но это уже за гранью. Слишком.
Не знаю, откуда тут гаечный ключ, наверное, у кого-то из багажника выпал. Но как раз по делу. Я сжимаю его в ладони и медленно поднимаю, пока Семён пытается встать со своей поломанной рукой.
— А ну нахер от моей дочери, старая курва, — вырывается, шокируя меня саму, когда встаю и заслоняю собой Настю. — Ещё шаг и я тебе череп раскрою.
Не знала, что вообще способна на такую ярость. Это вспыхивает одномоментно, затопляя всё вокруг красным. И я совершенно точно убеждена, что если мать Семёна сделает ещё хотя бы шаг в нашу сторону, я сделаю то, о чём только что сказала.
Она замирает, переводит дикий взгляд с меня на Семёна за моей спиной и обратно. Открывает и закрывает несколько раз рот, будто рыба на песке. Не такая идеальная, как в тот раз, в наш прошлый разговор шесть с половиной лет назад, не такая уверенная в себе и своей непогрешимости и силе.
— Сём, — говорит негромко, наблюдая за мной с опаской. — Ты не мог бы себе баб не таких сумасшедших выбирать.
— Сын всегда ищет похожих на мать, ты не знала, мама? — слышу сзади его голос, чуть хриплый от боли, а потом его пальцы мягко разжимают мои, сведённые судорогой, и вытаскивают ключ. — Вась, иди к Насте, я тут сам, — сжимает плечо.
Всё ещё взвинченная, я делаю шаг назад. Обеими руками обнимаю дочку и увожу её подальше от всего этого кошмара.
От сумасшедшей бывшей жены её отца, пытавшейся сбить меня.