— А ты хочешь, чтобы наша мать сделала с Настей и Васей то же, что с тобой и Аришкой? — тоже подрываюсь. Отбираю бутылку с остатками минералки у Веры и теперь уже сам плещу себе в лицо. — Я ведь пытался, Вера! Я всех возможных друзей-юриков подключил! Но ты сама знаешь материны связи в Москве. Отпустить Настю сейчас самое верное решение, хоть и дико болезненное.
Вера складывает руки на груди и улыбается. Так играть эмоциями умеют только сумасшедшие. Хотя, о чём это я…
— Есть у меня на нашу мамашку кое-что. И это кое-что поинтереснее будет и так известной папеньке истории про любовничка. Мамулька наша сильно небезгрешная, и я давно под неё копаю. Не думал же ты, что я вот так забуду то, что они сделали со мной?
Вера такая Вера.
— Почему молчала? — я вижу по глазам, что она действительно что-то задумала. Что-то, что нашей мамочке сильно не понравится.
— Потому что ты был протухший и неинтересный под папочкиной пяткой.
— Ключевое слово был.
— Тогда поехали? Я за рулём? — кивает на припаркованного выше Бамблби.
— Да хер. Я сам.
Собрав остатки удочки, ибо берег Кубани — дело святое, я заталкиваю их в урну рядом и иду к машине. В груди горит. Вера права, как всегда права. Нужно бороться. За себя, за Настю, за Василину. Они и Вера с Аришкой — моя единственная семья. И если придётся открыто и жёстко воевать с родителями, то мы это сделаем.
Иначе зачем мне жить, если не ради моих девочек?
Вера плюхается рядом, пока Бамблби рычит в ожидании старта. Самолёт в Барселону улетает в четыре часа дня, сейчас два. Есть шанс догнать их по дороге. Пробки в это время минимальные, так что вперёд, мой полосатый друг.
Выезжаю из района и топлю на объездную в сторону аэропорта. Настя говорила, их в аэропорт отвезёт Люда. У Люды синий логан, приметная машинка, так что на трассе заметим.
И действительно! Вскоре замечаю синий логан и даю по газам. Обгоню и подрежу аккуратно. Вряд ли Люда будет играть со мною в шашечки.
Она замечает меня задолго, думаю, до того, как я приклеиваюсь ей на хвост. Сигналю, чтобы тормозила. Вижу, что Василина ей что-то говорит, и Люда постепенно снижает скорость, съезжая на обочину.
За грудиной огонь горит. Я не намерен отпускать их. Не намерен.
Выхожу из машины, и дверь логана со стороны обочины тоже открывается.
— Папа! Папочка! — Настя с громким криком бежит ко мне, только косички подпрыгивают.
Ловлю её и прижимаю к груди. Запах родного ребёнка, ни с чем не сравнимый, неповторимый, окутывает. Её беззащитность, её искренность, её детская доверчивая открытая любовь поражают в сердце.
Как я жил без неё?