Я вернусь в твою жизнь

Мы больше не Он, Она и ребёнок. Мы — это Мы. Трое. Семья. Вместе.

Как будто три потока в один сливаются. В один сильный, мощный, яркий. Такой, который способен быть тихим и ласковым в ясную погоду, но имеет силу снести все препятствия, вставшие на пути.

И мы снесём. И мою мать. И отца. И любого, кто решит помешать нам стать, наконец, счастливыми.

— Поехали уже домой, а? — говорю, целуя её в макушку, пока Настя тоже притихла у меня на плече, крепко обняв руками за шею.

Василина не может говорить, вижу, что просто не может ничего сказать — эмоции сдавили горло. Она просто прикрывает глаза и кивает.

И мы уходим. Нам пора стать настоящей семьёй.

43

Василина

Я выхожу из душа, завернувшись в большой банный халат Семёна. В нём так уютно и пахнет он им. Я и сама им пахну, потому что мылась его гелем для душа. И волосы влажные тоже впитали аромат. Я их вымыла и подсушила полотенцем, а потом оставила сохнуть так.

И мне так уютно и приятно в этом запахе. Так хорошо.

Будто кто-то вдруг выключил все посторонние шумы, закрыл меня в тихой и спокойной капсуле. Позволил выдохнуть и расслабиться впервые за годы.

Это ненадолго, знаю. Знаю, что впереди у нас борьба и сложности. Что предстоит отстоять своё. Себя. Но я вдруг ему поверила, Семёну поверила. Как-будто в голове щёлкнуло — он сможет. Он сделает всё, чтобы защитить нас с Настей.

Выхожу в кухню-гостиную. Тут тихо, верхний свет приглушён, телевизор выключен, шторы опущены и не пропускают свет фонарей.

Семён сидит за столом и листает что-то в телефоне. Переоделся в свободные домашние штаны и лёгкую рубашку, едва прихваченную на пару пуговиц.

— А Настя где? Уснула? — оборачиваюсь и не обнаруживаю дочь. Но тревоги, к собственному огромному удивлению, совсем не чувствую. Она ведь была с отцом.

— Нет, — поднимает на меня глаза. — Её Вера забрала, ты не против? Я разрешил. Если беспокоишься, съезжу заберу сейчас.

— Нет, — улыбнувшись, присаживаюсь на стул напротив. — Если Настя с Верой, то мне совершенно не о чём беспокоиться.

Семён в ответ тоже улыбается. Мы замолкаем и просто смотрим друг на друга. Без слов. Нам надо. Это кажется важным — вот так смотреть в глаза.

Я протягиваю руку и мягко кладу пальцы на его. Семён смотрит на наши руки и сглатывает.

— Прости, — шепчу, ощущая, как горло начинает сдавливать, а слёзы снова подкатывают, но я чувствую, что должна сказать ему это. Должна, потому что… потому что мне есть за что просить прощения. — Прости меня, Семён. За всё. За то, что сбежала тогда на эмоциях, что поверила твоей матери, а не тебе. Прости, что не сказала про Настю. Прости, что пыталась её увезти…