ЮАНЬ (1279―1368)
Постоянной проблемой Китая на протяжении всей его истории было то, что земли к северу от него были населены ордами воинственных кочевником. Даже само слово «орда»
Самые поразительные в истории человечества перемены в жизни произошли с Темучжином — человеком, который известен в истории как Чингисхан. Его жизнь не была историей мелкого правителя, который постепенно расширял свои владения. Отец Tемучжина был главой небольшого клана, его отравили, когда Темучжину было всего восемь лет, после чего клан, оставшись без действующего правителя, изгнал его мать вместе с детьми. Согласно «Тайной истории монголов», написанной через 20-30 лет после смерти Темучжина, он и его мать, а также несколько родных и сводных братьев жили в лесу, питаясь дикими растениями и мясом мелких зверьков, не брезгуя даже мышами. Другими словами, у них не было даже скота, обеспечивающего кочевника едой, питьем, одеждой, дровами и даже крышей над головой. Все это можно было бы представить как романтическое описание тех глубин, из которых поднялся человек, возможно, благодаря случайно попавшейся ему мыши, однако, то же самое можно было бы отразить и в менее красочной форме. Не менее трудным было и восхождение Темучжина к власти, посредством постепенного присоединения других кланов, принявших его в качестве правителя, и только лишь когда ему было около сорока лет его выбрали верховным ханом монголов, которые сами были лишь одним из племенных сообществ, занимавших степи. Тем не менее когда он умер двадцать лет спустя, его империя простиралась от Каспийского миря до северного побережья Китая.
Военное преимущество великой империи Чингисхана заключалось в мастерстве монгольских всадников, которые, стоя в стременах, натягивали свои тяжелые луки, нанося противнику сокрушительные удары, или скакали с донесениями дни и ночи напролет преодолевая невообразимые расстояния, между укрепленными постами, разбросанными по степям и пустыням Центральной Азии. Однако рост империи также был обусловлен и психологическим фактором, основываясь на беспощадной комбинации долга и страха. Собирая собственную монгольскую армию, Чингисхан поощрял такие человеческие качества, как смелость и верность. Тех, кто прекрасно сражался против него, но был побежден в схватке с ним, повышали в звании. Наказывались только трусость и предательство. Позже, когда он распространил свое влияние на другие земли, условия были изменены: в городах, жители которых осмеливались оказывать ему сопротивление устраивались публичные расправы: жителей выводили за стены города, и воинам-монголам приказывали рубить их боевыми топорами (иногда требовали принести уши убитых в качестве доказательства того, что воин отправил на тот свет необходимое количество врагов). Слухи о жестокости монголов, подобно невидимому союзнику, неслись впереди орды. Также задействовались шпионы, для того чтобы проникнув в город, окруженный высокими стенами, они говорили его жителям о том, что покорная сдача приведет к помилованию. Зачастую жителей даже не нужно было уговаривать, так как альтернатива иному выбору уже была печально известной.
Еще при жизни завоевателя огромная империи была разделена между его четырьмя сыновьями. Посыльные, способные преодолевать до 200 миль в день держали Чингисхана в курсе их дел и походов. С такой системой и таким отцом, естественно, ни у кого не возникало и мысли о разъединении. Однако в следующем поколении, когда его внуки наследовали отдаленные земли империи, такого естественного единении уже не было.
Это было поколение Хубилая. Его отцом был самый младший из сыновей Чингисхана, но, тем менее его семья стала самой могущественной спустя двадцать пять лет после смерти великого хана. В 1351 г. Мункэ старший брат Хубилая, был избран великим ханом и стал четвертым, кто получил право носить этот титул Чингисхана. Он поручил Хубилаю продолжить завоевание Китая, другому своему брату, Хулагу, приказал идти на юго-запад через Иран. К 1258 г. Хулагу захватил и разрушил Багдад, через четыре года он уже взял Дамаск и достиг Средиземноморья. Три брата сформировали пирамиду власти, в которой вершиной был Мункэ, расположившись в самом сердце Монголии, в столичном городе Каракорум; Хубилай владел землями у Северо-Китайского моря, Хулагу — у Средиземного моря. Однако в 1259 г. Мункэ умер.
Практически сразу же признаки разлада стали очевидными. На востоке Хубилай воевал со своим младшим братом, и ему понадобилось четыре года, чтобы утвердить свои притязания на титул Великого хана - и это был первый случай, когда внутрисемейные вопросы решались с помощью оружия. В то же самое время Хулагу воевал на Кавказе со своим двоюродным братом, который правил землями Золотой орды на юге России. Отчасти причиной войны был захват новых территорий, отчасти — вопросы религиозного характера. Двоюродный брат принял ислам и с негодованием воспринял жестокое завоевание халифата, осуществленное Хулагу, продолжавшим придерживаться семейных шаманских верований. Эта война имела одно незначительное, но крайне любопытное последствие, которое не мог предвидеть ни один из братьев. Однажды они задержали двух венецианских купцов: Никколо и Маттео Поло, которые вели торговлю в землях возле Каспийского моря. Им настоятельно предлагали продолжить путь на восток, так как в сложившейся ситуации это был наиболее безопасный маршрут, и они с неохотой вняли этому совету.
Тем временем хан Хубилай-хан все больше ассимилировался в Китае. В 1260 г. он сделал Пекин расположенный к югу от Великой стены, своей зимней столицей, а спустя семь лет начал масштабное восстановление и реконструкцию города, практически полностью разрушенного в 1215 г. его дедом. Видимо, он осознал, что произошло смещение «центра тяжести» в его империи. В 1271 г. он объявил о создании новой китайской династии, для которой избрал китайское название Да юань, что переводится как «Великое начало», и стал ее первым императором. По китайской традиции Чингисхану дали посмертное имя Taй-цзу которое означает «Великий предок». Наступление армии Хубилая в южном направлении на земли, контролируемые династией Сун, продолжалось еще несколько лет, пока, наконец, в 1276 г. он не подчинил себе Ханчжоу. Через три года последние очаги сопротивления сунской династии были уничтожены. Сыном Неба стал Великий хан. Никогда раньше Китайская империя не достигала таких огромных размеров однако, по правде говоря, власть Хубилая как Великого хана над его отдаленными родственниками была чисто номинальной.
С самого начала Хубилай выказывал намерение править, придерживаясь традиционной китайской системы управления. Даже когда его власть распространялась только на поместье, выделенное ему братом в долине р. Вэй, он установил в Сиани традиционную китайскую административную систему. Однако в одном существенном вопросе ему пришлось отклониться от традиционного китайского образца.
Будучи завоевателем, он по очевидным причинам предпочитал саму китайскую систему государственной службы китайским чиновникам. Нескольким отдельно отобранным ученым были предложены соответствующие должности, однако государственные экзамены были приостановлены и возобновлены только в 1315 г., когда сама их система была изменена так, чтобы работать против китайских кандидатов. С другой стороны, среди монголов было мало людей, способных занять высокие посты в администрации. Решением Хубилая стало привлечение иностранцев, значительная поддержка которых стала возможной благодаря стабильности в Центральной Азии.
На протяжении столетий перемещения по Шелковому пути были прерваны из-за неудачной попытки Китая контролировать кочевников с одной его стороны и из-за столкновений христиан с мусульманами с другой. Теперь, когда вся территория, по которой проходит этот путь, контролировалась одной властью, часто называемой Монгольским миром (Pax Mongolica), он вновь стал относительно безопасным маршрутом. Путешествия по Шелковому пути активизировались настолько, что в 1340 г. привели итальянца Франческо Пеголотти (
Именно по этому пути братья Поло впервые добрались до двора Хубилая в 1260 г.; по этому пути Хубилай отправил их обратно с дружественным посланием Папе и просьбой предоставить сотню образованных священников (возможно, это была попытка получить достойных людей для государственной службы) и немного лампадного масла, горящего в светильниках у Гроба Господня в Иерусалиме; по этому пути братья в 1275 г. снова возвратились к хану с флаконом драгоценного масла в сопровождении Марко, сына Никколо, которому было около двадцати лет. Не было только священников, так как Папа не придал значения числу «сто», отправив к Хубилаю двух монахов-доминиканцев, которые отказались идти дальше, как только столкнулись с первыми трудностями в дороге. Марко, тем не менее, предполагал, что в данной ситуации его присутствие компенсировало первоначальное разочарование Хубилая:
Марко любезно отблагодарил хана в другой части своей книги, где дано яркое описание Хубилая:
Эта историческая встреча произошла в Летнем дворце Хубилая в Шанду, что к северу от Великой стены и в двухстах милях от Пекина. В своих записях Марко упоминает это место как Цяньду. Марко также принадлежит описание великолепных павильонов Летнего дворца, расположенных за стеной, окружающей «около шестнадцати миль земли с фонтанами реками и лужайками», которое спустя пять веков вдохновило Колриджа на создание образа Занаду.
Более непосредственным следствием теплого приема Марко стало то, что он стал одним из иностранцев, включенных в систему администрации. На протяжении последующих семнадцати лет он путешествовал во многих местах, выполняя поручения императора, а записи, сделанные им в это время, впоследствии, вероятно, составили основу его книги. Его видение Китая было достаточно ограниченным, поскольку он никогда не учил китайский язык (монгольского для него было вполне достаточно), к тому же он путешествовал по стране в качестве доверенного лица завоевателей. Детали, которые привлекали его взор, также кажутся достаточно случайными. В одной из наиболее знаменитых частей своей книги он детально описывает, как китайцы побывают и сжигают удивительные черные камни, не пригодные для строительства (другими словами — уголь), но он не упоминает о чаепитии, которое с III в. н.э. постепенно распространилось из Южного Китая и стало национальной традицией.
Описание каких-либо частностей встречается в книге Марко настолько часто, что их можно принять за рутинный ответ всем тем, кто задавал ему после возвращения в Италию самый невозможный из всех вопросов: «Скажи, что представляет собой Китай?» «Народ, — мог бы устало ответить Марко, именно так, как он и делал в главе за главой, — идолопоклонники, они подчинены Великому хану и пользуются бумажными деньгами. Неудивительно, что Марко, выросшего в семье торговцев, так удивили бумажные деньги, имевшие хождение в Китае за много веков до того, как они впервые появились в Европе. Для человека, всю жизнь имевшего дело лишь с драгоценными металлами в качестве наличных, самым удивительным было то, что, казалось, для правителя было возможным получить нечто взамен ничто. Называя бумажные деньги монетами, Марко описывает процедуру следующим образом:
Словами «ничего не стоят» Марко невольно акцентировал внимание на опасной иллюзии бумажных денег, и китайцы в конечном итоге продемонстрировали неспособность контролировать собственное изобретение. Монголы не были первыми, кто ввел в обращение бумажные деньги, так как уже в эпоху Сун экономика основывалась на бумажных купюрах, которые, в свою очередь, произошли от более ранних обменных документов. В последнее столетие правления династии Сун, когда население утратило уверенность в надежности бумажных денег, их стоимость стремительно упала (несмотря на новый выпуск денег, который император надеялся сделать более привлекательным за счет печати на шелковой бумаге с тонким приятным ароматом). Сходная ситуация повторилась и при закате монгольской династии. Более осторожные минские императоры ограничили количество имеющихся в обращении бумажных денег, а в начале XV в. отменили их окончательно. После этого бумажные деньги никогда не вводились снова вплоть до 1851 г.
Большая часть книги Марко состоит из описаний различных городов и районов Китая. Легко понять, что его любимым городом был Ханчжоу, «величайший город, какой только можно найти в мире, где столько удовольствий, что можно подумать будто находишься в раю». Вряд ли автор отдавал себе отчет в том, что его удивило больше: количество мостов или количество проституток, хотя последнее явно занимало его больше. «Иностранцы, — объясняет он, будто бы речь идет о ком-то другом,— те, кто хотя бы раз доставил себе удовольствие с ними, находятся как будто в экстазе и настолько очарованы их сладостью и обаянием, что никогда не смогут их забыть»5
Комментируя миролюбие и спокойным образ жизни китайцев (путешественников из Европы с их шумными ссорами и убеждением посредством силы постоянно поражало, что в Китае никто не носит оружия или даже не хранит его дома), он добавляет, что люди в этой стране проявляют величайшее дружелюбие к иностранцам, «приехавшим к ним в торговых целях» и даже приглашают к себе домой. Конечно, в последующие века, когда начался приступ ксенофобии, все изменилось, и, по-видимому, одной из причин этой перемены могло быть противодействие китайцев монголам и тем иностранцам, которые состояли у них на службе. Однако Марко был одним из первых таких иностранцев, и если его дела в Ханчжоу были преимущественно торговыми и большую часть времени, проведенного в Китае, Марко потратил по своему усмотрению, то ему повезло застать самые последние времена этой древней китайской традиции. Марко заметил, что в Ханчжоу люди сильно возмущались при виде ханских солдат, «так как им казалось, что с помощью этих солдат их лишили законных правителей. Также Марко с восхищением отмечал, как строго соблюдается в Китае комендантский час — даже свет в окне после установленного времени приводил к наказанию — считалось, что это было необходимой мерой предосторожности против восстаний. Так монголы приспосабливали к своим нуждам традиционные китайские запреты.
Днем Ханчжоу выглядел более непринужденно. Всего за десять лет до того, как Марко посетил этот город, он был столицей угасающей династии Южная Сун и все еще оставался торговым центром очень богатого района. Главная улица шириной в сорок ярдов пересекала город, и на некоторых ее участках располагались шумные рынки (они находились под строгим наблюдением стражей, однако и это также всегда было давней традицией). Марко, даже будучи венецианцем, был поражен богатством этого города. Он упоминает проезжающие по улицам города великолепные экипажи с шелковыми занавесками, в которых богатые люди со своими семьями или группой наложниц направлялись в один из парков; описывает плавающие по озеру расписные суда, в которых распивали вино и любовались на великолепные дома, храмы и сады, расположенные по берегам водоема, или рассматривали плывущих в других лодках; самого Марко сильно поразили два дворца, находящиеся на двух островах на озере, полностью обставленные прекрасной мебелью, с бельем и посудой, которые мог арендовать любой человек, желающий организовать угощение.