— Если честно — я бы отпустил. Но не всё зависит от меня. И даже от деда Петра не всё зависит. У нас гости, вот по результатам разговора...
Распахнулась входная дверь — потянуло холодным воздухом и влагой. Дождь на дворе всё ещё шёл. И уже не шуршал по булыжникам, а лупил изо всех сил. Словно во что бы то ни стало решил эти булыжники раздробить — в щебень, а потом и в песок. И смыть куда-нибудь.
В дом вошли четверо, один за другим. Первым — парень со «шмайссером», вроде тот самый, что нас на дороге остановил. Парень отступил в сторону и пропустил троих, что шли за ним.
В плащах с капюшонами они были похожи на каких-то приблудных гномов. Но когда капюшоны были отброшены, сходство со сказочными персонажами исчезло полностью. Сразу стало понятно, что пришли не праздные странники, а серьёзные люди. Полностью сознающие свою значимость и то, что остальные эту значимость должны признавать и принимать. Во всяком случае — двое из трёх. Третий, пониже ростом, хоть и держался уверенно, но без наглости в движениях. Поправил усы, вытер стёкла очков и с интересом обвёл взглядом помещёние.
Все трое были почти ровесники, всем — около сорока, может, чуть меньше, все трое были одеты в костюмы — добротные, строгие; но мне почему-то сразу же показалось, что третий, тот, что в очках и с усами, из другой компании. Первые два — уверенные, преисполненные важности и многозначительности. Я таких видел много и до, и после. Начальнички. Не НАЧАЛЬНИКИ, совсем главные, а такие, небольшие, районного масштаба. Эти всегда и во все времена требовали к себе особого отношения. Большой начальник мог позволить себе быть демократом и даже пошутить с простым народом, а эти — нет. Эти всегда в борьбе за свой имидж. Кстати, когда грянуло и СССР развалился, эти вот и не пострадали совсем. Как были начальничками, так и остались. Партию сменили — и остались. А то, что они коммунистами были... Я, например, сейчас уверен, что если бы на высокие должности ставили не коммунистов, а, скажем, евнухов, то в очередь на кастрацию стояли бы тысячи. Точно вам говорю — тысячи и десятки тысяч.
А вот третий...
Невысокий, ничего выдающегося не было ни в фигуре, ни в лице. Светлые усы, здоровенные очки... Но было в глазах за стёклами очков какое-то странное выражение. Будто он примерялся к окружающим, что ли. Прикидывал, как врезать, если кто-то вдруг позволит себе несерьёзное отношение к его особе. Вот если представить себе пана Володыевского из трилогии, если выпереть пана с военной службы, отобрать саблю и предупредить, что драться нельзя, — получилось бы именно то самое. Именно так смотрел и смотрелся бы «маленький рыцарь» в наше время.
То есть двое были спокойны за своё место в этом мире, а третий — готов был это место отстаивать в драке, если придётся. Мне так показалось тогда. Может быть — просто показалось. В ту ночь многое могло примерещиться.
— Что это значит? — возмущённым голосом спросил один из вошедших, тот, что появился в доме первым. — Вы тут что, с ума сошли? Что за баррикада на дороге? Что за вооружённые люди? Я даю вам десять минут на то, чтобы освободить дорогу, сдать оружие и всё объяснить...
Он даже на часы попытался взглянуть, неторопливым, преисполненным уверенности жестом поднял запястье к лицу... попытался поднять.
Стефан вдруг шагнул к нему и приставил «парабеллум» начальничку ко лбу.
— Курва-мать... — хрипло выдохнул начальничек.
Второй сделал какой-то неопределённый жест, словно собирался сунуть правую руку себе под пиджак, но парень со «шмайссером» поцокал языком и неодобрительно покачал головой.
— Есть оружие у пана? — вежливо спросил Стефан, надавливая пистолетом пану на лоб.
— Н-нет...
— А у его товарища?..
— Не знаю... Войцех, у тебя есть оружие? — спросил начальничек.
— Ты же знаешь, Хенрик... — ответил Войцех, бледнея на глазах.
— Откуда я могу это знать? — по лицу Хенрика стекали капли, то ли дождевая вода, то ли вспотел господин начальничек. — Я к твоей службе отношения не имею...
— У меня — пистолет... Достать? — Войцех сглотнул.