Еда была вкусная, чай, хоть и не настоящий, а травяной, был горячим, сладким и ароматным. Я даже снял плащ-палатку и расстегнул бушлат.
Багдасарян о чём-то разговаривал с Галимовым, Саня Мехтиев снова начал свою бесконечную историю про то как был водителем у заместителя министра внутренних дел Азербайджана и как ему секретарши на день рождения подарили лайковый костюм... Врал Саня бесталанно, но с подробностями и деталями, костюм всегда был лайковый и белого цвета, никто из нас даже представить себе такого не мог. Но слушали, иногда подшучивая. Вроде как выполняли ритуал.
Девушка собрала посуду и стала её мыть.
Фигурка у неё была весьма и весьма, джинсы — в обтяжку, ещё она и наклонилась так удачно, что брючки очень честно подчеркнули всё, что нужно. Классная попка. Я про это подумал. Подумал, а Лёшка, дурак, ляпнул вслух.
Если перевести на приличный язык, то сказал он, что с удовольствием вступил бы с девушкой в интимные отношения, и даже два раза. При этом он наверняка ничего плохого в виду не имел, на его языке это означало только комплимент, высокая оценка лица противоположного пола. Но балбес не учёл одного обстоятельства. Понятие «вступить в интимные отношения» у нас в батальоне обычно передавалось польским термином. Вот его Лёшка по привычке и употребил.
Я бы ее... ну и так далее.
Парень, который резал для нас хлеб, человеком был спокойным и даже, возможно, благородным. Он вначале отложил в сторону нож, а уж потом врезал Лёшке в ухо.
Лёшка слетел с табурета, растянулся на полу, парень — навалился сверху и принялся старательно обрабатывать дурака кулаками. Справа и слева, справа и слева... Лёшка не сразу понял, что происходит.
Это поляк думал, что ещё секунда — и Лёшка вырубится, но Лёшка только разогревался. Он рассказывал мне как-то о драках в его родном селе на танцах и хвастался, что был там из первых. Нравилось ему это дело — в морду дать и получить, если что.
Вот он несколько ударов пропустил, потекла кровь из разбитой губы, я вмешаться не успел, девушка что-то кричала своему кавалеру, чтобы он прекратил, что русская свинья недостойна... и всё такое прочее, упал с грохотом табурет, что-то заорал Мехтиев, от волнения переключившись на родной азербайджанский... И тут Лёша начал работать.
Он перехватил руку парня, потом ударил головой в лицо, потом отбросил беднягу в сторону, потом вскочили наподдал ему ногой, потом ещё раз, потом рывком поднял на ноги и ударил коленом в пах, потом удержал того а вертикальном положении и ударил снова лбом в лицо и только потом толчком отправил парня в другой конец кухни.
Конец боя. Казалось бы.
Лёшка даже не успел ничего поучительного поляку сказать. Я заметить толком ничего не успел. А Багдасарян успел. Как он умудрился выбить у прыгнувшей девушки нож из руки — я не знаю. Он и сам, наверное, не знает. Но выбил. Девушка ему — с ходу по лицу ногтями, сразу с обеих рук. И к Лёшке.
Я бросился между ними, вовсе не защищая этого придурка из-под Ново-Куйбышевска. Наоборот. Лёшка свободно мог врезать девушке — неоднократно ведь сообщил мне о своём специфическом взгляде на равноправие полов. Так что я девушку спасал, но она-то этого не знала, попыталась меня оттолкнуть. Лицо располосовать, как Арарату Багдасаряну, и оттолкнуть.
Только я уже видел, как она дерётся, поэтому смог перехватить обе руки и увернуться от её колена. Удар в результате пришелся в бедро, а не туда, куда целилась девушка.
Подскочили Галимов с Мехтиевым, схватили её за руки. Я пытался хоть как-то удержать её ноги, чтобы не била; Лёшка матерился, парень с окровавленным лицом возился возле стены, пытаясь встать, в общем, картинка — одно загляденье. Группа озверевших солдат собирается насиловать несчастную девушку.
Я до сих пор удивляюсь, как Стефан не перестрелял нас прямо с порога?
Может, услышал, что кричит девчонка.
А там было что послушать!
И про русских свиней, и про оккупантов, и просто перечисление ругательств, как польских, так и русских...