— Присаживайтесь, — сказал Стефан.
Я не удержался и, прежде чем сесть, рассмотрел резьбу на спинке кресла. Там был орёл, но не польский. Скорее немецкий, с короной, как бы не императорской, на голове. На груди — опрокинутый полумесяц с крестом, водружённым на нём точно посреди, между острыми краями. И две фигуры по бокам. Рыцарь в полном турнирном доспехе и голый мускулистый мужчина, прикрытый дубовыми листьями. Оба держали в руках копья с флагами.
— Интересно? — спросил Стефан, усаживаясь в кресло.
— Красиво.
— Это герб провинции Шлезиен. Вы, товарищ сержант, обратили внимание на лесного человека?
— Это... — я зачем-то потрогал пальцем этого самого лесного человека. — Это что — тот самый Лесной?
— Я думаю — да. Они здесь были издавна. Были частью этих мест, особой приметой, если хотите. Но кто-то видит в нем мифического Оберона...
— А кто-то в мифическом Обероне видит представителя Древних, — закончил за него пан Анджей.
— Может быть, — кивнул Стефан.
В зал вошёл старик, тот самый, что называл меня москалем.
Звучит это, наверное, высокопарно: вошёл в зал, подразумевается — торжественно ступая, прошествовал к своему креслу. Старик просто вошёл. Как в комнату. Или как в стойло. И вместе с тем старик смотрелся на фоне всех этих обрубленных скульптур и колонн очень уместно, естественно, что ли... Пока он шёл к столу, мне вдруг при мерещилось, что он — одна из статуй этого зала. Только он не поддался тому невидимому лезвию, смог устоять, оказался крепче мрамора и гранита. И лет этому старику не семьдесят, как мне показалось вначале, а семьсот. Или даже тысяча.
Потом наваждение рассеялось.
— Меня зовут Пётр, — сказал старик. — И ещё меня называют Лесорубом.
Хенрик с Войцехом переглянулись. Войцех приподнял бровь, будто говоря: я же предупреждал. А по губам Хенрика скользнула... нет, не улыбка, гримаса... Брезгливости, что ли...
— Мы узнали, что Лесные пригласили вас на переговоры... — сказал старик.
Он не сел в кресло, стоял возле стола, чуть наклонившись, опершись кулаками о столешницу. Теперь он был похож на старую птицу. Не орла или грифа, а на ворона — громадного старого ворона.
— Это не ваше дело, — сказал Хенрик. — Это государственная тайна...
— Впервые за всё время Лесные разговаривали не с советскими, а с вами. С представителями польской власти. Партия, естественно, поспешила возглавить переговоры, — старик усмехнулся. — А что бы сказали русские, если бы узнали об этом?
— А это...
Стефан молча положил пистолет на стол перед собой.